Книга Чужие деньги, страница 29. Автор книги Фридрих Незнанский

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Чужие деньги»

Cтраница 29

— Ма-ам! — истошно завопили в трубке, и Галя сообразила, что ошиблась, приняв голос детский, возможно, мальчика-школьника, за женский. — Ма-а-ам, подойди сюда, тебе из милиции звонят!

Не выдержав собственного крика, ребенок закашлялся и никак не мог остановиться.

— Что за глупости, какая тебе милиция, — нарастая, пробился к Галиному слуху другой голос, приближаясь издалека. — Алло, Валентина Князева слушает!

— Здравствуйте, Валентина! — После того как женщина представилась, дело пошло на лад. — Меня зовут Галина Романова, я работник МУРа. — Может быть, следовало сказать «сотрудник», а не «работник»? А, как уж сказала, так тому и быть! — С вашего номера был произведен звонок иностранному журналисту Питеру Зернову, который стал причиной… это… его смерти…

— Я понимаю, — лихорадочно перебила Галю невидимая и неведомая Валентина Князева. — Я, наверное, должна приехать к вам и все рассказать. Я обязательно это сделаю. Только не сейчас. Мой старший сын болен, может быть, это воспаление легких, я вызвала врача. Когда врач придет…

— Вам удобно, — спросила Галя, — чтобы я приехала к вам домой?

— Да… Конечно. Если вы не боитесь заразиться.

Галя не боялась заразиться детскими болезнями, она боялась только одного: что ей не удастся услышать от Валентины Князевой ничего полезного. Валентина согласна поговорить, и это хороший признак, но то, что она расскажет, может не иметь с убийством ничего общего…

Так сложилось, что в этот день служебная судьба мотала Галю по окраинам. Из общежития на Петровку, 38, с Петровки на «Петровско-Разумовскую», откуда пришлось добираться маршруткой до указанной Валентиной улицы. Примостившись на крайнем кресле, где ей оттаптывали ноги все входящие и выходящие (Галя не привыкла к московскому транспорту и все боялась пропустить нужную остановку, подозревая, что водитель проигнорирует ее и вовремя не затормозит), она искаженно видела через стекло кабины водителя и боковую дверцу жилые дома — серые, без балконов, с трубами, оставляющими ржавые следы по фасаду, и однообразными окнами, похожими на старческие непроглядные мутные зрачки. Может быть, на нее повлияло неудачное пробуждение и глухой ноябрьский день, но Гале пессимистически подумалось, что в таких домах должно происходить много убийств на бытовой почве. Вот так подкатит у жильца такого района что-то к сердцу, и воткнет он кухонный нож в горло жены, ребенка или соседа, а потом только головой сокрушенно покачает: «И что на меня нашло-то? Сам в толк не возьму…» А просто все сошлось — нож, район и ноябрь.

Дом, где проживала Валентина Князева, выглядел чуть привлекательнее — крашенный в редкий фиолетовый цвет. Коридор, куда выходят двери квартир, здесь был отгорожен запертой дверью; даже для наивной ростовчанки Гали это уже не показалось новостью. В ответ на упорное надавливание кнопки звонка под номером Валентининой квартиры не сразу донеслись справа по коридору легкие шаги, и узнаваемый, с певческими нотами, женский голос спросил:

— Вы из поликлиники?

— Нет, я… — Галя замялась. — Оттуда, откуда вам утром звонили.

Это прозвучало коряво, но для Валентины оказалось достаточно, и она открыла дверь. Перед Галей стояла женщина лет тридцати, не выглядящая моложе своих лет, но в своей красоте значительная так, как не бывают значительны двадцатилетние. Галя поймала себя на том, что в свои тридцать (если доживет, мысленно вздохнула она) хотела бы выглядеть так же. Пушащиеся рыжизной в свете тусклой коридорной лампочки волосы, ухоженные, благородной формы руки, лицо — умудренное и как бы смеющееся над своей умудренностью. Одета в домашнее платье, скромное, однако именно платье, а не бесформенный истертый халат. За подолом ее платья приплясывал шустрый мальчик лет восьми.

— Будьте добры, проходите… Владик, а ты что здесь делаешь? Быстро в постель!

— Мам, ну почему «в постель»? У меня же нет никакой температуры, я просто кашляю!

— Вот сейчас прохватит тебя ледяным ветром, так и правда температура подымется. Пойдем, Владик, пойдем.

Крепко взяв сына за руку, Валентина отвела его в одну из двух комнат, составлявших ее скромную квартиру, и заперла дверь на ключ. Слегка поныв за дверью, мальчик, очевидно, смирился со своей участью, и из комнаты донеслись звуки, свидетельствующие, что он увлекся электронной игрой. Галя тем временем оглядывала квартиру. Квартира выглядела чистенькой, обои в коридоре и видимая в конце коридора кухонная мебель подобрана со вкусом. Единственное, что можно было поставить в упрек, а может быть, и в заслугу обитавшим здесь людям, — отсутствие мелочей, придающих жилью индивидуальность. Ни картины на стене, ни настольного календаря, ни какого-нибудь замысловатого чайничка, отрады хозяйки, любящей украшать свое гнездышко. Впрочем, вдруг Галини представления об уюте безнадежно провинциальны, а отсутствие этих мещанских подробностей — новый столичный стиль?

На кухне было хорошо. Восьмой этаж скрадывал безобразие района, и открывающее перспективу вдаль и вширь окно радовало максимумом света, возможного в это печальное время года.

— Присаживайтесь, — пригласила Валентина. — Хотите чаю?

— Нет, спасибо, — сожалеюще ответила Галя. В плетеной вазочке на столе, такой же светлой и безликой, как вся кухня, красовалось сдобное печенье «курабье». Если пить чай, Галя не удержится, чтоб не попробовать этой вкуснятины, а ведь надо худеть!

— Вас не смущает, что мы будем разговаривать на кухне? — продолжала Валентина, не обидевшись, что предложенный чай был отвергнут. — Просто это самое уединенное место в доме. Ребенок нас не слышит, соседи тоже, к тому же они днем на работе. А мне есть что скрывать… У вас диктофон? Или вы будете вести протокол? Доставайте все, что нужно, записывайте. Итак, с Питером Зерновым я познакомилась в музее…

Егор, избавившись от пьянства, стал нормальным добытчиком и отличным семьянином, дети росли умненькими и здоровенькими, словом, все было отлично, и только Валентина, потратившая уйму сил, чтобы добиться этой семейной идиллии, подкачала. Ей все стало безразлично, она не чувствовала вкуса жизни, и ей даже не хотелось открывать глаза, просыпаясь по утрам. «Это депрессия», — дружно указывали авторы книг по психологии, но некогда любимые Берн, Фрейд и Ольга Арнольд больше не влекли Валентину, и, сказать по правде, ей было наплевать даже на собственную депрессию. Со стороны происходящие с ней перемены не были заметны: от мамы и подружек она даже слышала, что похорошела. Наверное, это объяснялось объективными причинами: раньше пьяные дебоши Егора убивали ее красоту, придавали глазам напряженное, тревожное выражение. Сейчас Валентинины правильные черты лица гармонировали с холодным равнодушием, которое пронизывало всю ее. Снежная королева! В равнодушии была своеобразна» прелесть, ему хотелось подчиниться, все, что нарушило покой, казалось лишним, ненужным. Особенно работа… Валентина бросила работу; говорила, что ищет новую, но не особенно-то утруждалась: на кухонном подоконнике у нее пылилась целая гора «Из рук а руки» и «Работа&Зарплата». Егор как будто бы не препятствовал ее сидению дома, вслух одобряя то, что она уделяет больше внимания детям, но Валентина осознавала, что рано или поздно начнется нехватка денег, потом попреки, так что работу все равно придется найти… Потом. А сейчас она отдохнет.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация