Книга Чужие деньги, страница 40. Автор книги Фридрих Незнанский

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Чужие деньги»

Cтраница 40

— Не надо. Я видел фамилию в патенте.

Чемерицын расслабился, помягчел. Исчезло напряжение, и он улыбнулся Володе — сдержанно, чуть-чуть издевательски, но по-другому, со своей постоянной желчностью, просто не мог.

— Володя ходил к адвокату, — заговорил Олег Петрович плавно, словно рассказывая сказку. — Сразу после того, как изобретение было сделано. Хотел защитить права, чтобы обеспечивать сына. Ведь это ж какие деньжищи, он не мог не понимать! А еще кроме него это понимали всякие дамочки. Для дамочек кандидатские диссертации писали другие. Муж кандидата наук, крайне высокопоставленный (надо называть фамилию? Ага, значит, уже не надо) нашел, кому заплатить. Он же обещал Грише содействие, если тот включит в авторы патента его жену. Разворачивал радужные перспективы, хвалил высоту научного поиска… С позволения сказать, дамочки не нуждались в научных достижениях, они нуждались в том, чтобы зарабатывать миллиарды. И заработали. Фирма «Пластик» — слыхали? Все чисто. Два соавтора — доктор и кандидат наук. Кандидат наук имеет счет в Швейцарии и катается на Канары, доктор гниет в могиле, только и всего. А ведь Гриша только начинал разворачиваться! Он был из поздних: учился так себе, институт окончил на «троечки», только по профилирующему предмету были «пятерки», но вот кандидатскую с блеском защитил. И дальше постепенно стало у него все получаться. Откуда талант взялся, Гриша сам понять не мог. Талант-то, наверное, всегда был, просто за ум он взялся, вот что. А к полсотлетнему юбилею видишь какое открытие… Мировое открытие! Процесс производства пластмассы удешевляется вдвое. А что такое сейчас пластмасса? Пластмасса — это все! Она везде, в науке и на производстве, мягче пуха и тверже стали, в ней полощут белье и кипятят чай…

— Олег Петрович, — Володя Яковлев столкнул доктора наук Чемерицына с профессиональных рельсов, — у вас есть какие-нибудь доказательства, что Света убили?

Внезапно потухнув, Олег Петрович устало махнул рукой:

— Какие вам нужны доказательства? Козе понятно.

— Козе, может быть, и понятно, — упрямо продолжал Володя, — но нам нужно, чтобы понятно стало суду. А для этого требуются несомненные улики.

— Съездите в Калиткино. После развода Гриша там жил.

27

Валентин Янкелевич Корсунский, обладатель столь же громкой, сколь и зловещей славы «человека, распродавшего Россию», считал себя привлекательным мужчиной — и, как ни смешно, имел для этого все основания. Вопреки тому, что уж чем-чем, а красотой Корсунский не отличался. Его округлое, как яблоко-симиренка, брюшко на тонких кривоватых ногах, актерские брови-треугольники, горбатый висячий нос, искривленные брюзгливые губы, тугие щеки жгучего брюнета, которые через два часа после бритья уже пробивала рябизна неудержимо растущей щетины, придавали ему вид пародийного Мефистофеля или мефистофелевских собратьев с антисемитских карикатур. Да, характерной внешностью и наглыми, эпатирующими замашками Корсунский вызвал бы острый приступ антисемитизма у самого Ариэля Шарона. И при этом — да не покажется это вам парадоксом — Валентин Янкелевич действительно был привлекателен! То была привлекательность отрицательного персонажа, который удался автору лучше, чем главные, положительные, герои, лишенные его живости и выразительности. Рождая неприязнь своим обликом и манерами, он как бы давал понять: «Вот, полюбуйтесь, какая я сволочь, нет, ну какая же я сочная дрянь!» — и тем завораживал. Точно на бегущую воду и на пляшущий в печке огонь, на Корсунского МОЖНО было смотреть бесконечно.

Относительно продажи России Корсунский соглашался: да, я ее распродал. Не из ненависти, просто я расторопнее всех подыскал покупателей. Он распространял (порой рождал) самые дурные слухи о себе — отчасти для поддержания публичного интереса к своей персоне, отчасти для того, чтобы в неправдоподобии этих слухов утонули кое-какие истинные сведения о нем, действительно представляющие для него опасность. Но в целом истинное и ложное в этом человеке переплетались так тесно, что, отделив одно от другого, вы убили бы Корсунского. Он был и тем, и не тем, за кого себя выдавал, при том что самые очевидные его приметы при ближайшем рассмотрении оказывались фикцией. Он не был бизнесменом, так как беспардонное присваивание того, что человеку нс принадлежит, не имеет никакого отношения к бизнесу. Строго говоря, он даже не был евреем, так как, согласно железному правилу иудаизма, евреем считается только тот, чья мать была еврейкой, а Корсунский этим похвастаться не мог.

Удивительное это племя — дети евреев-отцов и русских матерей! Для русских — евреи, для евреев — русские, в поисках почвы под ногами, которая другим дана изначально, а для них всегда светится недостижимостью, точно в пустыне — обетованная земля, они с младых ногтей вырабатывают в себе предприимчивость и упорство. Раннее понимание иллюзорности принадлежности к тому или иному народу рождает понимание того, насколько вообще хрупка грань между правдой и иллюзией и как часто одно подменяет собой другое. Поэтому, возмужав, представители этого племени нередко берутся за осуществление целей, которые обывательскому сознанию представляются иллюзорными, — естественно, под хохот окружающих. Постепенно, однако, хохот стихает, вчерашние насмешники озадаченно почесывают в затылках: смотри-ка ты, а ведь он добился, чего хотел…

Ничего удивительного. Такие, как Корсунский, всегда добиваются.

Когда-то он не был ни карикатурен, ни толст. Он был худеньким гибким мальчиком с карими глазами трепетной лани и выдающимися математическими способностями. Способности помогли ему сразу после окончания спецшколы попасть в Лесхоз — засекреченное учебное заведение, выпускающее специалистов для работы на космос. Из Лесхоза лежала прямая дорога на мехмат МГУ. Там Корсунский всех поразил, избрав для разработки такую малоперспективную тему, как внедрение электронно-вычислительной техники в промышленность. Электронно-вычислительные машины эпохи начала славных дел Корейского мало напоминали позднейшие компьютеры: это были нафаршированные лампами гробы, занимающие целую комнату, общались с которыми посредством продырявленных картонных табличек. Бесконечно далеки они были и от народа, и от советской промышленности, привыкшей иметь дело с лопатой да с молотком. Корсунский не пугался несоответствия средств и целей; Корсунский действовал. И победил… На Западе компьютеризация шла полным ходом; волны ее докатились и до СССР. Валентин Янкелевич, обладатель докторской степени, попал в Академию наук. Его компьютерные разработки имели ценность!

Откровенно говоря, если бы горбачевские реформы бережно сохранили то, что было лучшего в Советском Союзе, мягко переводя страну на новые, рыночные рельсы, Валентин Янкелевич превратился бы не в демона, которым журналисты пугают мирного российского обывателя, а в ангела — ангела промышленной компьютеризации. Как знать: возможно, в таких условиях он спас бы промышленность страны, вместо того чтобы ее губить, и его имя сопровождалось бы массовыми благодарностями, а не проклятиями… Но, увы, случилось то, что случилось. Своим острым взглядом академик Корсунский не мог не заметить, что реформы пробуксовывают, столкновение идеологий — коммунистической, националистической, либеральной и бог знает каких еще — грозит развалом страны. Недалек момент, когда все затрещит по швам, и то, что представлялось еще вчера несомненной истиной, отойдет в область иллюзий. А значит, надо действовать нахраписто и нагло, надо в это смутное время сколотить себе состояние, и чем крупнее, тем лучше. Ведь совесть, патриотизм и прочие красивые слова — это тоже всего лишь иллюзии, иллюзии, иллюзии…

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация