Повесив в шкаф куртку-ветровку, Грязнов ополоснул лицо и, вспомнив, что в гостинице есть буфет, спустился на первый этаж. Однако буфет, даже несмотря на новые рыночные времена, в дневные часы не работал: дирекция гостиницы, видимо, считала, что гости Стожар с десяти утра до пяти вечера должны заниматься непосредственными делами, а не отлеживать бока на мягких кроватях да попивать пивко в буфете.
— Значит, так должно и быть, — почесав затылок, хмыкнул Грязнов, соображая, где же ему столоваться в воскресный день, если все харчевни райцентра последовали столь заразительному примеру. В его Пятигорье, которое он уже считал родным, единственная столовая работала с восьми утра до обеда, превращаясь затем в «ресторан», где цены в одночасье подскакивали до таких высот, что им мог бы позавидовать даже московский «Балчуг». Пятьдесят граммов подозрительного коньяка стоили столько же, сколько вполне приличные штаны в Хабаровске, а про закуску да отбивную котлету из медвежатины даже говорить было страшно.
— Видать, вы первый день у нас? — раздался за спиной женский голос. — Так что, не обессудьте, он закрыт.
Перед Грязновым стояла пожилая женщина с ведром и шваброй в руках.
— Да уж вижу, — кисло улыбнулся Вячеслав Иванович, ощущая, как его начинает одолевать голод. Обычно в подобных буфетах выбор блюд не оставлял времени на размышления — вареная курица, ломтики засохшего «Российского» сыра, да сметана с хлебом убийственной черствости, однако сейчас он съел бы и это.
Видимо, поняв его состояние, добросердечная тетка посоветовала:
— А вы бы в столовку сходили. Вона она, через дорогу. — Однако тут же спохватилась: — Ан нет, милок, тоже щас закрыта. Теперича в пять откроется. Люди кончают работать, она и открывается. А еще утром, когда завтракают, и в обед.
— Спасибо, родная, — поблагодарил уборщицу Грязнов. — Знал бы такое дело, хоть бы консервы какие с собой прихватил, а тут… Щелкай теперь зубами. Хорошо еще, что кипятильник с заваркой с собой взял. Кстати, водички питьевой у вас можно позаимствовать?
— А чего ж нельзя, — охотно отозвалась уборщица, оценившая шутку вполне симпатичного мужика, — позаимствуй. Вона, в кубовой бачок стоит. Из него и нацеживай.
— А кружку где взять?
— Там же.
Вскипятив воду в кружке и пожалев, что он отказался от предложенного майором Мотченко завтрака, Грязнов заварил чай в кружке, взял со стола исписанный блокнот Кричевского и сел в кресло. Почерк у парня был прыгающий, неровный, однако, несмотря на это, читалось легко, без обычного напряжения, когда просматриваешь написанное от руки. Отхлебнул глоток чая, поставил кружку на край тумбочки и негромко произнес:
— Прости, Женя, что читаю без твоего ведома, но сам понимаешь, служба такая. Да и познакомиться с тобой поближе надо. «Черемша», — прочитал он вслух. — Ну что ж, через нее и будем знакомиться.
«Черемша, — ложились на бумагу неровные буквы, — популярный вид дикого лука, широко распространенный на ДВ. Черемша, или охотский лук, — ценное пищевое и лекарственное растение. В ее луковицах и молодых побегах содержатся белки и углеводы, но основная ценность в том, что она богата витамином С. В этом отношении она равноценна лимонам, апельсинам и зрелым помидорам. Фитонциды, выделяемые черемшой, убивают болезнетворные бактерии. И, видимо, неспроста старинное латинское название черемши “алли-ум викториалис” означает “лук победоносный”…»
— Интересно, — хмыкнул Грязнов, полюбивший черемшу во всех ее видах, однако даже не подозревавший, что ее могли знать бог весть где в далекую старину и даже дали ей столь точное название — лук победоносный. До этого момента он был убежден, что растет она только на Дальнем Востоке да еще на Байкале.
Вячеслав Иванович допил чай и, чем дальше читал записи Кричевского, тем большим уважением проникался к нему, как к экологу. Он умел схватывать главное в заинтересовавшей его проблеме, а это не каждому дано.
Поставив кружку на пол подле кресла, Грязнов пролистал исписанные листы блокнота, как вдруг наткнулся на записи, касавшиеся непосредственно воздушных пожарных, то есть парашютистов. Пробежался по ним глазами, как вдруг наткнулся на строчку, которая заставила его более внимательно перечитать прочитанное:
«…на пожаре в тайге инструктор парашютистов должен узнать причину возгорания и, если обнаружен непосредственный виновник пожара, он обязан составить акт».
— Составить акт… — пробормотал Грязнов и вздрогнул невольно от звука собственного голоса.
Солнце уже давно перевалило точку зенита, и теперь его лучи пробивали серое от пыли окно «люкса». Стало теплее, как-то уютнее, и Грязнов подумал невольно, что Кричевский именно после обеда садился за этот письменный стол, предусмотрительно поставленный администрацией гостиницы.
— Составить акт… — повторил он заинтересовавшую его фразу. Шаманин был как раз тем самым инструктором парашютной команды, с которой вылетел на пожар Кричевский. И убит он был не по пьяной лавочке, что чаще всего случается при разборках из-за ревности, а из-за угла. Причем добили его выстрелом в затылок, что тоже говорит о многом. Судя по всему, кому-то очень сильно помешал этот самый Сергей Шаманин, вот его и подкараулили на лесной тропе.
«Рабочая версия? Вполне! — размышлял Грязнов, откинувшись на спинку продавленного кресла. — Но почему в таком случае от нее отказался следователь прокуратуры, оставив при этом в работе всего лишь одну-разъединственную версию — месть бывшего жениха Марины Шаманиной, который только-только вернулся из мест заключения и будто бы грозился по пьяни “замочить козла-па-рашютиста”?»
И сам же себе ответил: слишком уж несостоятельная и малоубедительная, чтобы тянуть на рабочую версию.
Будучи пятигорским охотоведом, потушив не один пожар в тайге и являясь в недалеком прошлом законником, который хорошо знал Уголовный кодекс России, слишком либеральный по отношению к тем же поджигателям тайги, Грязнов не мог не понимать, что жестокость расправы с Шаманиным не вяжется с тем наказанием, что могли бы понести виновники пожара. М-да, это был серьезный довод, чтобы начисто отбросить эту версию как несостоятельную, и все-таки достал из кейса блокнот, взял со стола шариковую ручку Кричевского и, немного подумав, записал:
«Установить людей, которые были наказаны по актам Шаманина. Возможная версия — месть, свидетелем которой оказался Кричевский. Переговорить с летнабом Прошляковым».
Грязнов поднялся с кресла, включил телевизор, который, как это ни странно, был неплохо настроен на общероссийские каналы, и снова завалился в кресло, заставляя работать полусонное от многолетнего вынужденного бездействия серое вещество.
Не давала покоя версия, выдвинутая Турецким.
Киллер охотился за гринписовцем, чтобы предотвратить утечку информации по убитому тигру и той шкуре, которая была заказана для подарка президенту. Что же касается парашютиста, то он, к несчастью для себя, оказался в ненужном месте в ненужный час, и убили его, чтобы тем самым затушевать цель приезда Кричевского в Стожары.
