– Для тех, кто следует за Сатаной, отрицая промысел Небесного Отца, уготовано место изгнания, – презрительно произнес Салазар. – Для извращенных душ вроде вас.
Высокомерная интонация испанца начинала действовать на нервы.
– А как насчет искупления кровью? Это тоже часть Божьего промысла?
– Вы явно начитались рассказов о моей Церкви, о том, что было в далеком прошлом. Мы больше не практикуем искупление кровью.
Малоун указал на Кассиопею. Черт, до чего же она была хороша в эти минуты!
– Она – первая ваша жена? Третья? Восьмая?
– К вашему сведению, мы больше не практикуем многоженство.
Коттон, образно говоря, нажимал на кнопки, пытаясь найти нужную, однако Салазар оставался непробиваем. Малоун решил поменять тактику.
– Вы понимаете, что ужинаете с убийцей? – спросил он Кассиопею.
Испанец вскочил со стула.
– Довольно!
Вот. Наконец-то. Правильный ход.
– Убирайтесь отсюда! – потребовал Салазар.
Малоун поднял глаза. Ответный взгляд обжег его ненавистью, однако испанцу хватило ума сдержаться.
– Я видел труп, – негромко сообщил Малоун.
Салазар промолчал.
– Он работал на американское правительство. У него осталась жена с детьми.
Малоун бросил последний взгляд на Кассиопею. Было видно, что она сердита.
«Уходи», – сказали ее глаза.
Коттон отодвинул стул и встал.
– Я убрал двух твоих людей и Барри Кирка. Сейчас я пришел за тобой.
Салазар холодно посмотрел на него, однако промолчал.
Ему вспомнилось нечто такое, чему он научился много лет назад. Заведи человека, и он начнет думать. Добавь злости, и он наверняка все испортит.
Малоун ткнул в испанца пальцем.
– Ты у меня в руках, – сказал он и шагнул к выходу.
– Мистер Малоун!
Коттон застыл на месте и обернулся.
– Вы должны извиниться перед дамой!
Смерив Салазара презрительным взглядом, Малоун посмотрел на Кассиопею.
– Извините, – произнес он и, помолчав секунду, добавил: – Если я оскорбил вас.
Глава 28
Вашингтон, округ Колумбия
В обществе Дэнни Дэниелса Стефани чувствовала себя неуютно. Они вот уже несколько месяцев не виделись и не разговаривали друг с другом.
– Как поживает первая леди страны? – поинтересовалась она.
– Ждет не дождется, когда наконец покинет Белый дом. Так же, как и я. Политика – это не то, что было раньше. Пора начинать новую жизнь.
Двадцать вторая поправка к Конституции Соединенных Штатов допускала лишь два президентских срока. Почти каждому президенту США хотелось остаться на второй срок, хотя опыт истории свидетельствовал о том, что вторые четыре не идут ни в какое сравнение с первыми. Президент либо становится чересчур напористым, зная, что ему нечего терять, что отталкивало от него как сторонников, так и противников, – либо делался чересчур осторожным, спокойным и покладистым, не желая делать ничего такого, что могло снискать ему дурную славу. И то и другое не шло на пользу делу. Вопреки тенденции, во второй срок Дэниелс развил бурную деятельность, в том числе пытался разрешить горячие вопросы, из разряда тех, которыми занимались Стефани и ее отряд «Магеллан».
– Этот стол великолепен, – произнес президент. – Я специально попросил принести его сюда. Одолжил в госдепартаменте. А вот эти кресла были сделаны для Куэйлов, в первый срок президентства Буша.
От Стефани не ускользнуло, что Дэниелс нервничает, что не в его духе. Раскатистый баритон президента звучал тише обычного, взгляд казался растерянным.
– Я распорядился насчет завтрака. Ты проголодалась?
На столе уже стоял фарфоровый сервиз, украшенный гербом вице-президента. Хрустальные бокалы искрились и сверкали в ярком утреннем свете, лившемся в окна.
– Ты не мастер вести светские разговоры, – заметила Стефани.
Президент усмехнулся:
– Верно.
– Хотелось бы знать, в чем, собственно, дело.
От ее взгляда не ускользнула папка с бумагами, лежавшая здесь же, на столе.
Перехватив взгляд Стефани, Дэниелс вынул из нее лист и протянул Нелл.
Это была ксерокопия написанного от руки текста. Почерк явно женский, мелкий, витиеватый; слова разобрать довольно трудно.
– Это письмо было отправлено президенту Улиссу Гранту девятого августа тысяча восемьсот семьдесят шестого года.
Подпись оказалась разборчивой.
Миссис Авраам Линкольн.
– Мэри Тодд была еще та пташка, – прокомментировал Дэниелс. – Прожила нелегкую жизнь. Потеряла трех сыновей и мужа. Затем боролась с Конгрессом, чтобы выхлопотать себе пенсию. Это было нелегко. Будучи первой леди, она сумела настроить против себя почти всех в Белом доме. В конце концов она всем так надоела, что ей решили дать денег – лишь бы отстала.
– Она не отличалась от сотен тысяч ветеранских вдов, которым дали пенсию. Она ее заслужила.
– Неправда! Еще как отличалась! Она была миссис Авраам Линкольн, а к тому времени, когда Гранта избрали президентом, никто не хотел даже слышать имя Линкольна. Сегодня мы почитаем его как бога. Но в первые десятилетия после Гражданской войны Линкольн не был той легендой, которой он стал впоследствии. Его ненавидели. Осыпали оскорблениями.
– Неужели они знали что-то такое, что неведомо нам?
Дэниелс протянул ей другой листок, на этот раз с машинописью.
– Это распечатка с той копии, которую ты держишь в руках. Прочитай.
После отъезда из Вашингтона я вела жизнь в полном уединении. Будь мой дорогой супруг в эти последние четыре года жив, мы бы провели этот отпущенный нам срок в доме, который дарил бы нам радость. Как страстно я любила Солдатский дом, где мы провели большую часть нашего пребывания в Вашингтоне, и мне больно, что теперь я так далеко от него и, с разбитым сердцем, призываю в молитвах смерть избавить меня от моего мучительного существования.
Каждое утро, пробуждаясь из тревожного сна, я едва представляю себе необходимость прожить еще один день столь же кошмарно, что и вчерашний. Без моего любимого мужа жизнь кажется мне тяжким бременем, и мысль о том, что скоро я покину эту юдоль скорби, вселяет в меня невыразимую радость. Каждый день я задаюсь вопросом – удастся ли мне сохранить здоровье и здравость рассудка? Прежде чем они окончательно покинут меня, хочу сообщить вам о некоем деле, о котором вам следует знать.
Потеряв всех моих близких, я на какое-то время о нем забыла, однако мысль о нем вернулась мне в голову прошлой ночью, когда я лежала без сна. Отбыв два года первого срока своего президентства, мой дорогой муж получил послание от своего предшественника, мистера Бьюкенена, – то самое, что передается от одного главы нации другому со времен мистера Вашингтона. Слова этого письма крайне расстроили моего дражайшего супруга. Он признался мне, что лучше б он никогда не получал этого письма.
