Человек может выжить в любых условиях. Жила бабушка Нина между странами, между землей и водой, в сложнейших условиях. Единственным лекарством было изготовленное ей самой снадобье. Им и спасалась, им спасала и нас. «Человек живет, пока хочет жить, пока борется за жизнь, — говорила она. — Запомните это, мальчики. А снадобье употребляйте только как лекарство, без дела не пользуйте». Помню, она учила нас пить медленно, глотками, понемножку, не опрокидывая разом рюмку: загорится организм, пользы не будет. Ее наказ я помню всю жизнь….
Когда мы уходили, она долго стояла на возвышении и махала нам вслед.
ДОРВАЛСЯ!
Россия, станция «Победино»
Наверное, многие помнят фильм «Холодное лето 53-го». А мне довелось не в кино, а собственными глазами видеть страшную картину исхода сахалинских заключённых после объявления так называемой «ворошиловской» амнистии. Уверен, что кроме жителей Сахалина, мало кто знает и на собственной шкуре испытал «прелесть» этой амнистии.
Досужие умы из окружения «вождя всех народов» придумали соединить остров Сахалин с материком подводным туннелем, под бурным Татарским проливом. Наверное, более абсурдного проекта придумать было невозможно в то время, когда половина страны лежала в руинах. Но мудрый Сталин решил: Дороге быть! На остров согнали десятки тысяч заключённых, сотни большегрузных автомашин, на дверях кабин которых было крупно выведено: «506 стройка», а под надписью — морда белого медведя. Эти «белые медведи» быстро заполонили половину острова, ввергая в страх жителей городов и посёлков. Работая в областной газете, я часто выезжал в командировки и писал об этой «Народно-хозяйственной стройке», видел в глухой тайге десятки новеньких деревянных домов, в которых ещё никто не жил. Но тюремное «радио», которое распространяется по зонам и этапам едва ли не со скоростью звука, оповещало «воров» и «чертей» о скорой амнистии. Помню, мы ехали на машине вдоль будущей железной дороги, и по уложенным рельсам можно было проследить «ход этой молвы, то есть ход зэковской почты»: первые десятки километров рельсов были уложены ровно и прямо, но вскоре на отдельных перегонах рельсы теряли свою стройную направленность, а когда пришла амнистия, то зэки развели рельсы в разные стороны, опустив их концы в болото. Не стану подробно живописать картину исхода многочисленной армии «белых медведей» из мест заключения. Лавина зэков, направляясь в порт, сметала всё на своём пути. Жителям городов и сёл было предложено как можно реже появляться на улицах. Эта страшная амнистия ещё ждёт подробного исследования. Мне запомнился один эпизод, в котором отразилась мельчайшая частица этого исхода. Прибыв в командировку, на станцию «Победино», откуда шла на юг острова железная дорога, я увидел пьяную, разнузданную, кричащую и дерущуюся толпу, которая «наслаждалась» волей. На перроне моё внимание привлёк здоровенный мужик (видимо, воровской авторитет), он шёл к единственному на перроне ларьку. Тело его было сплошь испещрено замысловатыми татуировками. Этот зэк взял в ларьке стакан спирта и стакан водки и стал поочерёдно отхлёбывать спиртное из обоих стаканов. Толпа зэков восхищённо загудела, а я, грешным делом, поспешно удалился от этих ребят. Как этот зэк дорвался до свободы, как дорвались до неё и тысячи подобных ему «ворошиловских стрелков», так называли их в народе, нам неизвестно. У них «своё солнышко — это стакана донышко».
Здесь вспоминается выражение: пьянка пьянке рознь. Таким отщепенцам уже ничто на белом свете не поможет, пьянка ради пьянства — никем никогда не приветствовалась: ни авторитет не поддержит, ни дела не спасет. Потому такое поведение всегда осуждалось на Руси.
Мы просто привели факт: к сожалению, и такое бывает…
НА ЧЕРТОВОЙ МЕЛЬНИЦЕ
Литва, Паневежес
Славное было время. Страна ещё не развалилась на отдельные государства, ещё не входила в СНГ, а была единой и казалась неделимой. В то время Елецкий завод «Эльта» соревновался с литовским заводом «Электрон». Соревнование носило дружеский характер.
Помню, когда наша елецкая делегация прибыла в литовский город Паневежес, гостеприимные хозяева, не давая нам опомниться с дороги, повезли нас — небольшую группу — как они выразились, «на завтрак». Автобус быстро выехал за пределы города и, свернув на просёлочную дорогу, помчался в сторону леса.
Нам казалось, что хозяева что-то перепутали. И вместо завтрака решили показать нам какой-нибудь старинный полуразрушенный замок князей Гедеминасов. Уж слишком долго ехали мы, и, когда стемнело, автобус стал медленно углубляться в лес. Терпению нашему, казалось, подошёл конец, но что-то яркое мелькнуло за поворотом, и литовцы предложили нам выйти из автобуса и пройтись пешком по осеннему лесу.
Пройдя метров двести, мы замедлили движение. Тут, наверное, любой бы остановился, раскрыв рот от изумления. Впереди, справа и слева от дороги вспыхнули фонари, и в их свете очень отчётливо мы разглядели ухмыляющиеся чёртовы рожи, которые кривлялись, показывали нам языки и злорадно улыбались. «Куда это нас черти занесли?» — невольно скаламбурил я. Думали, позавтракаем и отдохнём с дороги.
Однако хозяева с невозмутимыми лицами продолжали вести нас в глубь леса. Представьте себе такую картину: лес, чертовские рожи и неизвестность. Не буду описывать, какую ещё чертовщину мы видели, но очень обрадовались, когда в свете прожектора перед нами словно из-под земли выросла мельница. Крылья её вздрогнули и начали медленно крутиться.
На деревянном крыльце нас встретил здоровенный мужик в кожаном переднике и замысловатой литовской шляпе. Первым делом он представился: «Я мельник Якобс, это моя мельница. И вы будете сегодня ночью моими гостями. Ничему не удивляйтесь и, пожалуйста, не пугайтесь. Прошу на мельницу».
Мельник внезапно исчез, словно сквозь землю провалился. Дело принимало любопытный характер. На втором этаже мельницы был оборудован своеобразный то ли ресторан, то ли шинок. Невысокие дубовые столы, а вместо стульев мешки с зерном, словно приготовленные для помола. На столах пока ничего не было, но не успели мы оглядеться, как по деревянной лестнице откуда-то сбоку к нам спустились три миловидные одинаково одетые в литовские платья девушки, очень похожие друг на друга. Это были, оказывается, дочери мельника. Видимо, служившие у отца подавальщиками блюд, по-нашему, официантами.
Они ловко стали выставлять на столы какие-то закуски, салаты, грибы и незнакомые нам травы. Затем на столах появились горячие блюда, огромные куски тушёного мяса, а на больших тарелках — куски ровно нарезанной холодной говядины. Здесь её употребляли вместо хлеба. Не прошло и десяти минут, как эти же девушки принесли три здоровенных кувшина с вином и удалились.
Позже нам стало известно, во-первых, что в эту ночь на мельнице ужинают две группы: наша и английская. Заметим, чтобы попасть в это экзотическое место, на эту «чёртову мельницу», не только в Литве, но и по всей Прибалтике приобретаются места за два месяца вперёд.
Мы, естественно, взялись за привычное нам дело — выпивку и закуску. Литовское вино, видимо, творчество самого мельника и его подручных «чертей», сразу шибануло нам в головы. И всё закружилось, завертелось, загудело. Заиграла неземная музыка, от неё нам стало явно не по себе. А в скрытых до сего времени амбразурах вновь засветились и закривлялись здешние черти.
