В дополнение к интересному рассказу очевидца, пани Луция преподнесла нам подарок — редчайшие фотографии тех далеких лет — встреча Нового Года японских и польских друзей, польские магазины, костел.
Здесь же, на вечере, по моему предложению, было создано сахалинское землячество в Варшаве. В его члены могли вступить те, кто имел отношение к далекому русскому острову. Вскоре такое землячество было создано, а в память о нем я до сих пор храню бесценные фотографии — подарок дочери польского политкаторжанина.
АНАТОЛИЙ РЫБАКОВ
Абхазия, Пицунда
Смерть всегда неожиданна. Вот и в этот раз. Радио кратко сообщило: «В Америке, после тяжелой операции на сердце, на восемьдесят седьмом году жизни скончался известный русский писатель Анатолий Наумович Рыбаков». И все. Как когда-то написал Степан Щипачев: «Две даты и тире, что их соединит, в один лишь сантиметр всю жизнь мою вместит».
Анатолий Наумович Рыбаков! Я впервые встретился с ним на пляже, в доме творчества писателей, в солнечной Пицунде. Он ровно в полдень появлялся среди отдыхающих в махровом халате, прямой, строгий, неразговорчивый. Сбрасывал халат, решительно входил в воду, независимо от погоды, плыл в открытое море. Заплывал так далеко, что жена его начинала волноваться. Когда он возвращался, жена обтирала его полотенцем, и Рыбаков вновь уходил с пляжа. Его манил рабочий стол.
Обычно в три часа дня дом творчества замирал. Труженики пера отдыхали. А я, не желая тратить драгоценное время отпуска, бродил по берегу, любовался морем. И так получилось, что Анатолий Наумович тоже в это время гулял. Невольно мы разговорились. Прогуливаться по берегу моря вдвоем было конечно, приятней, чем одному. Но… для меня Анатолий Рыбаков был мэтром, а я для него просто попутчиком.
Узнав, что я из Липецка, Рыбаков неожиданно оживился, разговорился. Стал вспоминать годы юности, когда он провел лето в нашем городе, запомнил духовой оркестр в парке, на берегу реки Воронеж, завод «Свободный Сокол», ребят из ФЗО.
Так началось наше сближение. К счастью, я в то время уже успел прочитать и полюбить и «Кортик», и «Бронзовую птицу», и «Водителей». Но шли дни, и Анатолий Наумович, такой строгий, независимый ни от кого, оказался необычайно мягким, чутким собеседником, никогда не позволявшим ставить себя выше самого рядового писателя или просто обывателя. Шли дни, Анатолий Наумович продолжал оказывать мне знаки внимания, даже вызывал меня на традиционные прогулки. Человек, много переживший на своем веку, он не спешил раскрывать душу. Но, мало-помалу проникался, видимо, симпатией к моей скромной персоне.
Как-то раз мы зашли в грузинское кафе, чтобы отведать турецкого кофе. Кафе было почти пустым, в жару здесь вообще мало кто появляется. Над нами был своеобразный потолок из виноградных лоз, и янтарные кисти свешивались ровными рядочками, образуя уникальную картину юга. Тихо играла национальная музыка. И вся эта обстановка подействовала на нас обоих. Захотелось потолковать о наболевшем.
— Почти десять лет назад, — неожиданно разоткровенничался Анатолий Наумович, — я написал главный роман моей жизни «Дети Арбата».
— А где его можно прочитать?
— Где? Нигде! — лицо Рыбакова враз погрустнело, острые складки резче обозначились на лбу и около губ. — Даже роман «Тяжелый песок», который, понимаете, Анатолий, я знаю, переведен на 36 языков народов мира, у нас в урезанном виде напечатал только один журнал.
У меня на языке так и вертелось: «Что происходит? Почему?». Однако Рыбаков опередил мой еще не названный вопрос.
— Очень острые темы поднимать в нашей стране пока тяжко, очень тяжко. Мне в ЦК прямо сказали: «Анатолий Наумович, ваши последние романы значительны, но… стоит ли подливать масла в огонь? Сами понимаете, за рубежом только и ждут момента, чтобы, используя ваши романы, вцепиться в политику партии».
— Вчера я случайно слышал, как один солидный писатель жал вам руку, поздравлял с каким-то успехом.
— Да, было такое. Это очень известный литературный критик. — Рыбаков вымученно улыбнулся. Взахлеб хвалил рукопись романа «Дети Арбата», а я ему возьми и предложи: «Если нравится роман, напиши рецензию, дай в своем или любом «толстом» журнале».
— И что же?
— Он сразу заторопился куда-то, забормотал невнятное.
В литературных кругах все тайное быстро становится явным. Услышал я мнение и других писателей, все хвалили его роман, но не печатали.
Лишь спустя несколько лет, когда группа «модных» поэтов и писателей отослала в Центральный Комитет коллективное письмо с просьбой разобраться с зажимом творчества Анатолия Рыбакова, наконец-то было получено разрешение на публикацию. И книголюбы получили дорогой подарок. Несколько лет не было в Москве, да и в стране более читаемого романа, чем «Дети Арбата». А спустя несколько лет по центральному телевидению был показан многосерийный фильм — экранизация этого произведения.
* * *
Через полгода я встретил Анатолия Наумовича в Переделкино, где была его дача. Я прогуливался по заснеженному поселку, вдыхая морозный воздух, увидел Анатолия Рыбакова рядом с Андреем Вознесенским и Евгением Евтушенко. Чтобы не нарушать беседу мэтров, я постарался незаметно пройти мимо, но Рыбаков углядел меня, оживился, оставил собеседников и, подхватив меня под локоток, повел к себе в гости…
Кстати, наши осенние поездки в Пицунду продолжались. Да, я ещё не упомянул о такой важной детали наших прогулок, как посещение домика старика Сандро.
Пройдя привычные три километра по берегу, мы по узкой тропе шли в сторону крохотного поселения, где в основе своей доживали век одинокие престарелые рыбаки. Здесь и познакомил меня Рыбаков с дедушкой Сандро. Старик, видимо, тоже привык к нашим визитам и встречал нас у калитки своего сада. Анатолий Наумович не первый год приезжал сюда и с дедушкой Сандро дружил около 10 лет. После объятий и поцелуев «дедушка», который был одногодок Рыбакова, без лишних слов вел нас в тенистую беседку, где уже стоял кувшин с молодым вином и корзинка с фруктами.
По здешнему обычаю, разговор начинали только после второго стакана вина. Дедушку Сандро интересовало все, о чем говорили мы с Анатолием Наумычем. Он был туговат на одно ухо, но старался не пропустить ни одного слова. Этот своеобразный «семинар» продолжался примерно час, что будет в финале, я уже знал. Прощаясь, дедушка Сандро произносил одну и ту же фразу: «Мандарины надо?» И сам отвечает: «Надо. Сами будете снимать? Один рубль килограмм. А снятые, 1 рубль 40 копеек килограмм». И закрывая за нами калитку, неизменно добавлял: «На будущий год все дешевле станет. Приезжайте!»
* * *
Прошло еще около года. И в Пицунде, в золотые осенние дни мы встретились, как бывало. Беседам нашим, казалось, не будет конца. Анатолий Наумович, словно предчувствуя долгую разлуку с друзьями, спешил передать свой опыт, свои советы. Словно знал: на абхазской земле мы больше не встретимся.
А через год с небольшим началась война между Грузией и Абхазией, наш великолепный дом творчества, где было создано столько прекрасных произведений, местные власти превратили в полевой госпиталь. На берегу, где мы гуляли с Анатолием Наумовичем, валялись трупы убитых. Один из смельчаков, побывавших там позже, рассказал, что все двенадцать этажей бывшей собственности Союза писателей СССР полуразрушены, выбиты окна, переломаны двери, разбиты холлы. Да и что хорошего можно ждать от войны, тем более от войны никому из простых людей не нужной.
