– Добрый день, Семимес! Нэтэн! – голос Лэоэли без особой застенчивости пересёк улицу, когда она уловила, что несколько пар глаз позвали её.
– Добрый день, Лэоэли, – ответил Семимес.
– Добрый, – ответил Нэтэн и… когда она подошла к ним, спросил: – В поле васильки собирала?
– Нетрудно догадаться. Видишь, лепесточков на целое платье хватило, – ответила ему Лэоэли и взглянула на Дэниела своими зелёными глазами.
– Это мои друзья, Дэнэд и Мэтэм. Познакомься, – мягко проскрипел Семимес, заметив движение её глаз.
– Я Лэоэли. А это мой верный друг Родор.
– Приветствую тебя, Лэоэли, и тебя, Родор, – сказал Мэтью и протянул руку, чтобы погладить пса.
Родор негромко, предупреждающе зарычал – Мэтью отнял руку.
– Он сказал «добрый день» или «ступай своей дорогой»?
– Он сказал: «Не надо меня гладить», ты же для него чужой.
– Быстро ты ходишь, Лэоэли, – сказал Семимес.
– Родор такой ходкий, вот и мне приходится за ним поспевать.
– Я тоже быстро бегаю, – сболтнул Дэниел и до того, как Лэоэли ответила ему, успел подумать, что это прозвучало глупо.
– Тогда догоняй нас, – сказала Лэоэли и снова то ли быстро и легко зашагала, то ли полетела васильковым облачком.
Несколько мгновений Дэниел стоял в растерянности.
– Тогда догоняй, – передразнивая Лэоэли, сказал Мэтью и подтолкнул его в плечо.
– Я позже приду, ребят! – бросил Дэниел уже на ходу.
Он нагнал Лэоэли и пошёл с ней рядом.
– У брата остановился?
– У брата?!
– Разве вы с Нэтэном не братья? Между вами есть сходство.
– А-а… Фэлэфи – родная сестра моего дедушки. Выходит, Нэтэн… мой двоюродный дядя. А с учётом возраста – мой младший дядя.
Лэоэли усмехнулась.
– А приютил нас с Мэтом Семимес.
– Приютил? – снова усмехнулась Лэоэли. – Из Нефенлифа пришли? Новый Свет у нас встречать?
– Нет, не угадала, не из Нефенлифа.
– Из Парлифа?
– Опять мимо.
Лэоэли вдруг остановилась (Дэниел тоже) и, повернувшись к нему, стала молча смотреть на него… В её глазах было что-то колдовское, какая-то чарующая сила, замешенная на зелени. Они придавали красивому лицу её странную особенность: будто за этим лицом, очень приятным, пряталось… другое лицо, невидимое, и эти глаза принадлежали ему, больше – ему.
– Откуда же ты тогда?
Дэниел не отвечал: что ещё придёт ей в голову?
– Уж не из далёкого ли города Пасетфлена?.. Только однажды в Дорлифе был человек оттуда. Он сбился с пути и попал в беду. И он бы умер в горах, если бы Хранитель Тланалт не набрёл на него… Может быть, ты и твой друг из Пасетфлена?.. Что молчишь? Угадала?
– Мы не из Пасетфлена и не сбились с пути – мы нашли свой путь… – Дэниел замялся.
– Что же ты? Говори. Ты ведь хочешь сказать.
– Я из Нет-Мира. И Мэт из Нет-Мира, – признался Дэниел пытавшим его глазам.
– Вперёд, Родор! – скомандовала Лэоэли, резко отвернувшись от него.
– Лэоэли! Постой!
Лэоэли не оборачивалась и не отвечала.
– «Тогда догоняй нас!» – это твои слова?.. Или той другой, зеленоглазки, которая прячется в тебе?
Лэоэли остановилась.
– Повтори, что ты сказал?
– Чистую правду. В тебе прячется колдунья-зеленоглазка.
Лэоэли рассмеялась. Потом сказала с серьёзным видом:
– Я не об этом. Повтори, откуда ты.
– Из Нет-Мира.
– Ладно, пошли с нами. Только больше не говори о том, чего сам не знаешь, – сказала Лэоэли, не желая принять то, чему уже почти поверила.
– Ожерелье – подарок твоего дедушки?
– Ожерелье? – Лэоэли прикоснулась рукой к разноцветным камешкам на шее, среди которых было больше изумрудных. – Подарок Эфриарда.
– Похоже, я уже слышал это имя.
– Лесовик. Лесовики всех одаривают на Новый Свет.
– Эфриард подарил тебе ожерелье на Новый Свет?
– Не помню.
– Помнишь. Вижу, что помнишь… Красивое.
– Не хочу врать… и не хочу больше говорить об этом.
– Покажешь мне знаменитые дорлифские часы?
– Отведу Родора домой, и сходим на площадь… Вон мой дом.
– А ферлингов держите?
– Нет. У нас только Родор. Фэрирэф любит собак. Всегда любил.
Дэниел заметил, что его спутница назвала своего дедушку по имени и что в голосе её был оттенок холодности.
– Почему Фэрирэф? – спросил Дэниел и был поражён ответом.
– Часы, которые ты хочешь увидеть, для него всё. Понимаешь? Всё.
– Наверно, понимаю. Если ты не хочешь пойти на площадь…
– Нет, пойдём. Часы стоят того, чтобы на них взглянуть… А вообще-то, на них надо почаще смотреть, чтобы не потерять время… Зайдём к нам?
– Родор не против? Я же для него чужой, как и Мэт.
– Уже не чужой. Родор, иди к себе. Проходи, Дэнэд.
«Часы для него всё», – повторил в уме Дэниел, как только оказался в передней, где взор его отняли у всего другого подсвечники. Они были прилажены к левой и правой стенам передней и к стене коридора напротив входа в дом. Это были подсвечники, сделанные из серого с голубым отливом камня в виде часов, тех самых дорлифских часов. Над их мёртвыми циферблатами возвышались серебристые ферлинги. Роль светящегося камня, о котором рассказывал Семимес, выполняли свечи, но сейчас они не горели. Дэниел потрогал подсвечник, голову ферлинга.
– Красиво ночью смотрится? – спросил он.
– Красиво… и страшно. Пойдём в гостиную.
Пока они шли по коридору, ещё два ферлинга, охранявшие застывшее время, встретили и проводили Дэниела… «Часы для него всё», – снова подумалось ему, когда он шагнул в просторную, наполненную светом неба гостиную. На стене напротив двери, над камином, висели рисунки и чертежи часов: их лицо и их изнанка – механизм. Каждый рисунок (их было не меньше десяти) окаймляла тонкая серебряная рамка… А по кругу гостиной на стенах – подсвечники…
– Один, два, три… – принялся считать их Дэниел.
– Двенадцать, Дэнэд. Не считай – голова от них закружится, – сказала Лэоэли. – Побудь здесь, а я за бабушкой схожу. Она или на кухне, или у себя в комнате.
Дэниел подошёл ближе к камину, чтобы рассмотреть рисунки… Очень скоро ему отчего-то сделалось не по себе. Ему показалось, что в рисунках стало что-то меняться, будто нити и узоры, оставленные на листах карандашом, ожили. «Они говорят, – подумал он. – Они… хотят что-то сказать мне». Дэниел впивался глазами то в один, то в другой рисунок, стараясь понять, что они говорят ему. И с каждым мгновением силы покидали его… Дэниел открыл глаза: над ним склонилась… «бабушка моей колдуньи?»
