– Глазастый камень! – воскликнула Кристин. – Он и вправду глазастый!
– Смотрит, как живой, верно? – Бейл радовался как ребёнок.
– Да, Тимоти! Трудно глаза отвести!
– Ещё труднее было выпросить его у Эмери. Не буду рассказывать, как мне это удалось, чтобы вы не назвали меня плутом и циником.
– Зачем же вы тогда…
– Подождите, Кристин! Вы ещё не знаете, что держите в руке. Помните? Я никогда не видел вещи, которую вымогал у Буштунца.
– Но вы видели рисунок! Вы хотите сказать…
– Это она! Только на рисунке она не была заключена в камень. Хорошо помню: эта вещь смотрелась как шарик, но он словно состоял из крохотных облаков, наплывающих друг на друга, точь-в-точь как этот, и глаз не чувствовал его тверди. Какого он цвета, я не знал: рисунок был исполнен грифелем. Но я уверен: внутри нашего камня такой же шарик, как тот, на рисунке Торнтона.
– Значит, внутри бумажного комочка, который Буштунц перед смертью отдал Дэну, был шарик. И его пошли выкапывать Дэн и Мэтью.
– Именно так, Кристин. И теперь нам надо всё хорошенько обдумать, прежде чем что-то предпринять, – сказал Бейл и, испугавшись своих слов, прошептал: – Что я говорю? Сам не знаю, что я говорю.
– Тимоти, вы сказали то, что подсказала вам интуиция. Я тоже подумала, что этот глазастый камень… только начало, что глаз поможет мне найти моих друзей… Но нам надо всё обдумать – у меня сумбур в голове.
– Кристин! – вдруг воскликнул Бейл, как будто вспомнил что-то важное или о чём-то догадался.
Она вопросительно посмотрела на него.
– Кристин, вы должны остаться у нас! Я прошу вас об этом! Кэтлин и Дженни будут рады.
– Это тот случай, когда меня не надо уговаривать. Я с удовольствием останусь у вас.
* * *
Суббота началась для Кристин вполне определённо. В голове её больше не было сумятицы, и она поняла, что нет проблемы, над которой надо ломать голову, вперив взгляд в глазастый камень. Надо просто идти шаг за шагом туда, куда укажет его глаз. Это вовсе не было её догадкой, это в её сознании родился такой образ.
После завтрака Кристин позвонила Лойфу. Они с Бейлом решили, что, если с Годфри будет говорить она, он вряд ли откажет им. А без него задумка Кристин стала бы сразу несбыточной.
– Доброе утро, Годфри! Это Кристин.
– Оно доброе?
– Доброе… потому что мы одержимые и не собираемся спиваться, – сказала она, и только потом в голове у неё промелькнуло, а то ли она сказала.
– Тогда, доброе утро, Кристин. Я и в самом деле после вчерашней встречи с вами капли в рот не брал. Не верите? Впрочем, это не так важно.
– Верю. Покажете мне место, где пропал Энди?
Какое-то время Лойф молчал. Потом спросил:
– Когда?
– Мы с Бейлом заедем за вами прямо сейчас, – уверенно сказала Кристин и тут же спохватилась. – Да, я не спросила, есть ли кому остаться с Эмери. Наверно, неправильно было бы мучить ребёнка одним и тем же.
– К ней приходит няня. Она вот-вот будет здесь.
– Вот и хорошо. До встречи!
…Кабина, в которой сидели Кристин, Бейл и Лойф, прошла верхнюю точку бесконечного, безвыходного пути гигантского колеса.
– Мы приближаемся к месту, где пропал Энди, – вполголоса сказал Лойф. – Вот… вот оно. Эмери сказала, что это случилось здесь. Она как-то запомнила это место. Мне кажется, что теперь я сам ощущаю его. Как? Не могу сказать. Но с закрытыми глазами определю его. Здесь он шагнул из кабинки, с этой стороны.
– Куда шагнул?! – в недоумении спросил Бейл, как будто первый раз услышал о том, что случилось.
– Куда можно шагнуть из этой кабинки?
– Извини, Годфри.
– Как же он не испугался?! – удивлённо сказала Кристин, когда наклонилась над бортиком и посмотрела вниз. – Страшно! Отсюда вообще лучше смотреть вдаль.
– Я не знаю… не знаю, куда смотрел в это чёртово мгновение мой сын: меня не было рядом.
– Что Эмери рассказала в первый раз? – спросила Кристин.
– …Энди поднял перед собой глазастый камень. Она сразу попросила брата спрятать его: она боялась, что он уронит его. А он будто не слышал её. Эмери сказала, что он не отвечал ей и даже не взглянул на неё. Он всё время смотрел на камень. Так он встал на скамейку и перешагнул через бортик. И на её глазах исчез прямо в воздухе. По словам Эмери, мама позвала его через камень. Глэдис закричала и попыталась схватить его за руку, но ей не удалось остановить его. Своим безумным криком она лишь перепугала Эмери.
– Годфри, а сама Эмери видела или, может быть, слышала свою маму? – мягко, даже осторожно спросил Бейл.
– Я спрашивал её об этом. Она сказала, что у неё не было с собой глазастого камня, и поэтому она не повидалась с мамой. Думаю, эти слова рождены её воображением, – сказал Лойф.
Наступило молчание. Отчего-то тягостное. Кабина приближалась к земле.
– Что ж, пожалуй, моя помощь на этом исчерпана. Да и не хочется мне больше кружить на этом колесе.
– Простите нас, Годфри, – сказала Кристин (в глазах её была жалость).
– Я ни в чём не упрекаю вас. Прощайте, Кристин.
Бейл повёз Лойфа домой. Кристин осталась. На первом круге её одиночного путешествия она не решилась достать из сумочки глазастый камень Эмери. Она боялась чего-то. Может быть, неизвестности. Может быть, того, что всё закончится ничем… На втором круге ей показалось, что она почувствовала место, где исчез Энди. Чтобы проверить свои неясные ощущения, она протянула руку и, шевеля пальцами, попробовала воздух: не отзовётся ли он как-то… и ничего особенного не уловила… и подумала, что на третьем круге всё-таки достанет глазастый камень и посмотрит на него… в его глаз…
Колесо обозрения не замечало, как расстаётся с одними созерцателями и принимает других. Оно бесстрастно ползло… вверх и вниз одновременно. Кабина Кристин снова приближалась к роковому месту. Кристин зажмурила глаза, на ощупь открыла сумочку и вынула из неё глазастый камень. «Как плохо, что колесо идёт так медленно, – подумала она. – Противная гигантская улитка. Растягивает время, каждый его миг. Ей бы возить тех, кому ничего не надо. Впрочем, она это и делает. Это ты здесь лишняя, секретарша сумасшедшего мальчика, влюбившаяся в приятеля сумасшедшего мальчика… Так ты решилась или не решилась? Решилась… вроде как. Противная улитка растягивает твою решимость до „вроде как“, превращает её в рассудительность, и ты начинаешь думать, что ещё можно дать задний ход, можно вспомнить, кто ты, и вернуться к себе прежней. И тогда ты не сойдёшь с ума, как Глэдис». Вдруг Кристин каким-то чутьём уловила (как порой улавливаешь на себе чей-то потаённый взгляд), что она поравнялась с невидимым окном и оно манит её, незримо и неслышно. Она, не мешкая, поднесла камень к лицу и открыла глаза… и тут же с криком отпрянула к противоположному бортику кабины. Если бы кто-то увидел её в это мгновение, то подумал бы, что её сшиб и заставил трепетать от ужаса ураган. Её бросило в нещадную дрожь. Сердце её колотилось так, словно хотело вырваться не только из её груди, но из этой клетки, повисшей над бездной.
