– Семимес! – остановила его Лэоэли.
– Лэоэли, не бойся, я пошутил, – проскрипел Семимес и тут же прибавил к своим словам то, что говорило против них: – Если бы Семимес хотел его убить, он бы уже убил его… вот этой палкой.
– Да что ты такое говоришь, Семимес, дорогой! Мы видим: ты ранен и измождён, и тебе, наверно, очень плохо. Но Дэн твой друг, и так про друзей нельзя говорить… даже в шутку!
– Лэоэли.
– Что?
– Ты мой друг.
Дэниела обидела эта выходка Семимеса, но он промолчал и снова заставил себя вспомнить, что добрый Семимес вернётся. И всё-таки подумал: «Побыстрее бы его к Фэлэфи».
– Дэн, хочешь наперегонки? – неожиданно предложил Семимес.
– Как в тот раз?! – обрадовался Дэниел.
Семимес утвердительно кивнул головой.
– Бежим! – крикнул Дэниел и рванул…
Семимес немного подождал, потом пригнулся к земле и, рыкнув, сорвался с места… Через несколько мгновений он настиг Дэниела и, сильно толкнув его в спину, сбил с ног. И оглянулся на Лэоэли.
– Семимес-Победитель! – приветливым голосом крикнула она… чтобы не вышло чего-нибудь худого.
– Откуда такая прыть, проводник? – с улыбкой спросил Дэниел.
– Не надо так, – ответил Семимес и пошёл навстречу Лэоэли.
Дэниел подождал их, и они втроём продолжили свой путь в Дорлиф…
* * *
Малам сидел на нижней ступеньке крыльца. Он ждал сына. Третьего дня палка дала ему знать, что расстояние между ним и Семимесом сокращается. Но на душе у него всё равно было неспокойно. Давно он не видел страшных снов, так давно, что он и сам не помнил ни одного из них. И вдруг… ничто в жизни не пугало его так, как напугал сон, который приснился ему пять дней назад: Семимес лежал среди павших в битве… он умирал от ран… умирал и звал его… и хотел что-то сказать…
Среди троих, вышедших из липовой рощи, Малам сразу узнал сына. Подскочив со ступеньки, он засеменил им навстречу…
– Не усидел Малам: совсем как ты скачет, – сказал Дэниел, толкнув Семимеса в плечо. – И ты беги, что остановился?
Но Семимес не побежал – он в тот же миг обмер и упал на колени. А когда Малам приблизился к нему, он жалобно заскрипел:
– Отец, прости меня, прости меня, прости меня!..
– Что ты, что ты, сынок!
– Я вернулся… не такой, как был. Этот…
– Корявырь, – подсказал ему Дэниел.
– …Корявырь ударил меня… по голове… и ум из неё вон выскочил. Вот, – он указал рукой на рану.
Малам обнял его, прижал его голову к груди и стал гладить её.
– Не прогоняй меня, отец! – простонал Семимес. – Не прогоняй меня!
– Что ты, сынок, что ты! Что ты, Семимес! – приговаривал Малам, не сдерживая слёз. – Ты вернулся, сынок!.. вернулся… вернулся. И ум вернётся. Фэлэфи поможет нам. Я теперь же побегу за ней.
– Малам, не беспокойся. Я позову Фэлэфи, – сказал Дэниел.
– Дэнэд, дорогой! Лэоэли! Рад видеть вас, дорогие мои! Дэнэд, дай-ка я и тебя обниму!
Дэниел наклонился, и они крепко обнялись.
– И ты дома. Вот и хорошо! Мэт придёт, и совсем хорошо будет. И заживём, как прежде, – Малам говорил так, как будто Дэниел и Мэтью жили в его доме не всего-навсего два дня, а давным-давно и дом этот был и их домом.
Лэоэли стояла поблизости, слёзы скатывались по её щекам. Семимес поднялся с коленей, Малам взял его руку в свою, прижал её к себе, и они пошли к дому. Дэниел и Лэоэли – за ними.
– Отец, Фэлэфи прижжёт мне рану, и ум вернётся ко мне, и я буду твоим хорошим сыном… каким был до того, как меня ударил этот… корявырь.
– Да, сынок, да, родной.
Дэниел оставил свой походный мешок у крыльца и вместе с Лэоэли направился в Дорлиф…
Дорогой оба молчали. Мысли их, случайные, путаные, метались вокруг Семимеса, но говорить о нём не хотелось… Остановились напротив дома Фэлэфи.
– Пойду домой, – сказала Лэоэли (в голосе её была грусть). – Не хочу видеть Фэрирэфа… А бабушку жалко. Что с ней будет, когда всё узнает? Пойду.
– Спасибо тебе, Лэоэли.
– Не за что, Дэн. Пойду, надо идти.
– Постой… осторожнее с Фэрирэфом. Он не должен ничего заподозрить.
– Ну его! – она махнула рукой, повернулась и пошла… разбитой походкой…
– Дэн! – голос Мэтью, громкий и радостный, будто сам распахнул дверь, а вслед за ним из дома выскочил Мэтью.
Кловолк, лежавший подле крыльца, рыкнул, встрепенулся и вместе с ним подбежал к Дэниелу.
– Мэт!
– Дэн! Наконец! Где ты так долго был? Говорят, у лесовиков гостил?
– Говорят, ты сказал, что ты со мной! Тогда я тебя забираю! Фэлэфи, Лутул, я так рад видеть вас!
– Дэн, мальчик мой! – воскликнула Фэлэфи и, подойдя, обняла его.
– Прости за Нэтэна, – тихо сказал Дэниел.
– Не вини себя, Дэн. Ни один из вас ни в чём не виноват, – сказала Фэлэфи. – Пойдёмте в дом!
И только теперь Дэниел заметил, как сильно изменилось её лицо: оно постарело, будто прошли годы с тех пор, как он видел её, в глазах её не было прежней уверенности, не было того огонька, от которого сердца дорлифян всегда загорались надеждой.
– Фэлэфи… – на мгновение он потерял мысль. – Фэлэфи, я не могу сейчас.
– Как это, «не могу», дорогой наш внук?! – с волнением в голосе сказал Лутул. – Мы тебя заждались. Как это, «не могу»?
– И-у! И-у! – закричали ферлинги, словно поддакивая хозяину.
– Дэн! Как это, «не могу»?! И ферлинги зазывают тебя! – сказал Мэтью, кивнув в сторону клеток с ферлингами, стоявших слева от дома между двумя раскидистыми ивами. – Вон как галдят. Я их всех по именам знаю. Это – Рур, рядом – Тэт, это – Сэси, это…
– Подожди, Мэт! Подожди, прости, – Дэниел коснулся его плеча, затем обратился к Фэлэфи: – Фэлэфи, надо идти к Маламу. Я позвать тебя пришёл.
– Что с ним? – перепугался Лутул. – Никак захворал наш Малам?
– Семимес вернулся. Он ранен в голову. И что-то с ним неладное.
– Неладное? – переспросил Мэтью.
– Да, Мэт: он какой-то… не тот Семимес, к которому мы привыкли. Он и сам говорит, что у него с головой худо. Ум, говорит, потерял.
– Ум потерял?!
– Не волнуйся, Мэт. Коли сам говорит, что ум потерял, значит, не всё так плохо, – спокойно сказала Фэлэфи. – Ну, пойдём к нему.
– Фэлэфи, я мешок свой возьму, пора мне к ребятам, – виновато сказал Мэтью и добавил (со смешком): – И за проводником нашим присмотрю.
– Лукошко моё захвати: настои, верно, понадобятся, коли у него раны. Оно в лекарской комнате. Под плетёной крышкой.
