Вторая дума Малама была о зле, которое заключено было в том, кого люди называли Повелителем Тьмы, в том, кто прежде звался именем Зусуз. «Проникни в суть и подчини», – твёрдо сказал юноша, когда пришло время назвать девиз, что поведёт его по жизни. Это был Зусуз. Теперь, когда с тех пор минуло больше тысячи двухсот лет, и Зусуз обрёл огромную силу и власть, девиз этот означал одно – стремление к безграничной власти. «Спасти людей, по предсказанию Фэдэфа, может лишь Слово, Хранителям которого открыл я двери своего дома. И среди них тот юноша, что пригрезился мне однажды во сне в детстве моём. Не ведал я в ту пору о том, зачем он явился, но лик его запомнил на всю жизнь. Без сомнений, это был лик Дэнэда. Значит, неслучайно девяносто три года назад пришёл я в стёртый Шорошом Дорлиф. И неслучайно юноша этот из Нет-Мира, внук дорлифянина, вернулся на землю предков своих. Суждено было нам сократить немыслимое расстояние, разделявшее нас, и встретиться. А это означает, что обязан я подсказать что-то Дэнэду и его друзьям. Но что?..» Так думал Малам, пока не погрузился под утро в Мир Грёз…
Его разбудил какой-то стук… топот за дверью… непонятная беготня… Беготня то стихала, то усиливалась…
– Никак Нуруни в дом пробралась? – заговорил он сам с собой. – Шарахается бедная, места себе не находит. Верно, двери забыл затворить, и ту, и эту.
Малам поднялся с постели и выглянул в коридор. Из кухни выскочил Семимес. В руках у него была полка с деревянными грибочками из гостиной. Увидев отца, он остановился и проскрипел:
– Доброе утро, отец.
– Доброе, сынок. Решил грибочки к себе перенести?
– Да. Пускай теперь в моей комнате постоят. Я перед сном свечу зажгу и любоваться на них буду. Так ум ко мне в голову быстрее вернётся.
– Вороного тоже намерен взять?
– Нет. Лошади пусть остаются там, где теперь стоят.
– Сынок, помнишь ли ты коня, что Савасард на Новый Свет тебе подарил?
– Помнил, да забыл, когда меня корявырь по голове ударил, – без запинки ответил Семимес и побежал дальше.
Малам покачал головой, но ничего не сказал на это. Главное, что Семимес оживился. Глядишь, время пройдёт, и себя прежнего вспомнит, и вороному вновь в его душе место отыщется.
Перенеся три последние полки, Семимес подошёл к отцу. Тот уже растапливал на кухне камин.
– Отец… – начал Семимес и приостановился.
Малам повернулся к нему.
– Я очень желаю с тобой в лес по грибы пойти.
– Что же не пойти, сынок, – обрадовался Малам. – Вот малость окрепнешь, и сходим.
– Отец… я сегодня желаю с тобой в лес по грибы пойти.
– Сегодня?
– Сейчас.
– …Что же, сынок, нынче и сходим. Только вот в лавку за хлебом да за лепёшками сбегаю. А ты поешь пока.
– Доброе утро, Малам, Семимес! Доброе утро! – сказали Мэтью и Дэниел.
– Доброе, – ответил Малам.
– Доброе утро, гости, – проскрипел Семимес.
– Какие же они гости, сынок, – поправил его Малам (в голосе его послышалась строгость). – Они что ни на есть свои, домашние.
– Помнил, да забыл, отец, – поспешил оправдаться Семимес. – У меня с головой опять худо.
– А я шум услышал, подумал, тут другой гость – Гройорг-Квадрат, – сказал Мэтью.
– И я сразу Гройорга вспомнил, – сказал Дэниел.
– Рано Гройоргу являться: в пути он пока, и наш дорогой Савасард с ним, – ответил ребятам Малам.
– Мы нынче по грибы идём, – как-то обидчиво сказал Семимес.
– Хорошая мысль! – обрадовался Мэтью. – Пусть мои ноги вспомнят, для чего они нужны, а то совсем обленились.
Семимес глянул на Мэтью, потом на Дэниела.
– Э, не надо так. Я с отцом в лес иду, а он со мной идёт. Дэн, ты давай дома сиди – Слово охраняй. А ты, – Семимес даже не назвал Мэтью по имени, – Дэна охраняй. Вам с эдаким Словом никак в лес нельзя, а то эти… корявыри по голове ударят, как меня, и Слово заберут.
Косого взгляда его и тона, который, при всём желании, нельзя было принять за дружеский, было достаточно, чтобы и Мэтью, и Дэниел, и Малам растерялись. Заминку в разговоре, который никто не знал, как продолжить, нарушил морковный человечек, как-то вдруг не по-утреннему сникший.
– Сынок, покорми ребят и сам поешь. Да для свежих хлебцев доброго голода оставьте, я вмиг обернусь. Дэнэд, Мэтэм, друзья мои, вы за время завтрака решите сами, пойдёте ли с нами за грибами или другое занятие найдёте.
– Э, коли за Слово не боитесь, ступайте с нами, – потупив глаза, проскрипел Семимес и принялся хлопотать с завтраком.
Мэтью с Дэниелом направились в комнату воды и мыла. Это был удобный манёвр для того, чтобы на время, как бы выразился Малам, увеличить расстояние между ними и их проводником и прийти в себя.
– Не бойся, парень, – проскрипел Дэниел на манер Семимеса, – вспомнят твои ноги, для чего они нужны, очень вспомнят.
– И что же ты придумал, проводник?
– Что бы я ни придумал, ты ведь со мной? Правда, Мэт? – уже своим голосом сказал Дэниел, чтобы скрипом не покоробить присловье друга.
– Точно, Дэн.
– Давай зайдём за Лэоэли и на весь день махнём на озеро. Её лучшее воспоминание детства связано с озером Верент.
– А наше – с Нашим Озером, – добавил Мэтью.
– Да. Там я хотел однажды поймать пёрышко, а вышло наоборот.
– Ладно, пойдём в трактир… этого, – сказал Мэтью, и, развеселясь, друзья пошли на кухню, где Семимес уже накрыл стол: вывалил из сковородки только что подгоревшие вчерашние лепёшки, поставил сметану и черничное варенье и три чайные чашки.
Возня на кухне заметно смягчила его настрой.
– Доброго вам голода, Дэн и Мэт! Садитесь и кушайте. Чуток доброго голода оставьте на потом: отец свежих хлебцев из лавки принесёт.
– Доброго тебе голода, Семимес! – сказал Дэниел.
– Проводник, он и на кухне проводник! – сказал Мэтью.
Семимес ничего ему не ответил, но было видно, что замечание это пришлось ему по сердцу.
* * *
Уже перевалило далеко за половину пересудов, когда Лэоэли, Дэниел и Мэтью возвращались с озера Верент. Семимес сидел на своём камне у дальней ивы. Каким-то чутьём он распознал, что ребята придут со стороны озера, но самое главное – он угадал, что с ними будет Лэоэли. Её-то он и ждал… и, наконец завидев, побежал ей навстречу.
– Добрые пересуды, дорогая Лэоэли! – проскрипел он с умилением.
– Добрые пересуды, Семимес! Как твоя голова? Не болит?
– Фэлэфи мне ещё вчера на рану листок прилепила. Вот, смотри. Он из неё всю заразу вытянет.
– Вот и хорошо!
