– Такие дела требуют серьёзности, Мэт, а не разгильдяйства. Может быть, эта Слеза принадлежала Фэлэфи. Но коли они одинаковые, пусть будет та, про которую я уже сказал вам. С этой Слезой перед смертью попрощался Рэгогэр, Хранитель из Нэтлифа, защитник нэтлифской крепости. Он отправил Слезу Фэлэфи с ферлингом, по имени Гег. Это очень грустная Слеза.
– Ещё одна белая с фиолетовым отливом.
– Говори с толком, Дэн. Уже второй раз счёт теряешь.
– Исправляюсь, Семимес: это – номер пять.
– Так-то лучше: каждому понятно. И впредь – посерьёзнее. Эта Слеза – от лесовиков. Правильно я говорю, Савасард?
– Правильно, друг мой.
– Следующую выкладывай, Дэн.
Дэниел расстегнул чехол на ремне и выложил на стол свою Слезу.
– Шестая, бирюзовая.
– Она прибыла к нам издалека, очень издалека. Всю жизнь Её хранил дорлифянин, по имени Нэтэн, сын Норона, брат Фэлэфи и дедушка Дэна.
– Двух не хватает, – сказал Мэтью.
После недолгого затишья Семимес вдруг поднялся.
– Подождите меня здесь, я сейчас вернусь. Дэн, я через твоё окно, ладно?
– Валяй, Семи.
– Нынче шутки в сторону, Дэн, и не повторяй за собой глупость, которая первоначально ею не была, потому как явил ты её нашим ушам, пребывая в сильном волнении, – проскрипел Семимес и направился к двери, соединявшей гостиную с коридором.
Он подошёл к иве позади дома, под которой любил сидеть и, глядя в сторону озера Верент, предаваться мечтам. Встал на колени… отодвинул камень… достал из норки лиловый мешочек и, стряхнув землю, извлёк из него…
– Элэи, – прошептал он и замер: неожиданно он ощутил в себе такого Семимеса, какого прежде не знал, и его проняла дикая, неподвластная ему дрожь… – Элэи, это конец… конец нашей дружбе… нашему счастью… конец всему… Если бы я только мог… но я не могу… не могу не расстаться с Тобой. Но я не в силах расстаться с Тобой: без Тебя я… не я. Без Тебя я никто, такой никто, каким был прежде, до встречи с Тобой. Конец всему… Элэи, я предаю Тебя. Я предаю себя… Как расстаться с Тобой… и не расстаться с Тобой? Как расстаться и не расстаться?.. Если бы Семимес был целым человеком, он бы сказал, что, если не можешь расстаться с тем, с кем не можешь не расстаться, расстанься с собой… расстанься с собой… расстанься с собой…
На обратном пути Семимес даже не заглянул в хлев, чтобы попрощаться с Нуруни. Он просто кинул в сторону:
– Прости, Семимеса больше нет.
Изумлённые взгляды встретили Семимеса, когда он вернулся: он был бледен, как мертвец, и мрачен, как тень. А ведь всего часом раньше его глаза разделяли радость глаз вокруг, глаз его отца, его друзей, отражавших лиловое чудо. А потом он разбавлял вечернюю трапезу рассказом о двух встречах (с Фэлэфи и с Савасардом) и гаданием, кто же из этих двоих был счастлив больше, когда узнал от него о Фэдэфе. И вся штука заключалась в том, что самым счастливым, как оказалось, был Семимес, потому что он, Семимес, осчастливил их этакой щедрой на счастье вестью.
– Что стряслось, сынок? – спросил, напугавшись, Малам.
– Друг мой, здоров ли ты? – спросил Савасард, не узнав Семимеса.
Семимес не ответил ни тому, ни другому.
– Седьмая, – проскрипел он, и в этом скрипе слышался надрыв души.
На стол легла фиолетовая Слеза.
– Не горюй, проводник, всего-то одной не хватает, – сказал Мэтью. – У Энди возьмём. Парнишка свой выбор сделал: домой пока не собирается.
– Да, кому-то из вас придётся к Фэдэфу наведаться, за восьмой Слезой, – сказал Семимес, вовсе не случайно выбрав слово «вас». Но никто не придал этому значения.
– Я к отцу пойду, – сказал Савасард.
– Известное дело, – коротко согласился Семимес.
– Сынок, принеси из кухни сковороду, у которой дно побольше, и свечу. А ты, Дэн, достань-ка тетрадь и отдели семь страничек, на коих Слово запечатлено. Восьмую оставь как есть.
Когда Семимес вернулся, Малам продолжил:
– Теперь сделаем, как велел Фэдэф: каждую Слезу обернём страничкой и подожжём.
Восемь рук споро обернули Слёзы и положили бумажные комочки на сковороду. Семимес поднёс свечу к одному из них – комочек вспыхнул, словно полсотни вспышек разом, заставив всех отпрянуть. В следующее мгновение Слеза втянула пламя, и лишь пепел упал с неё на дно сковороды.
– Никогда не видел, чтобы обыкновенная бумага взрывалась, – удивился Дэниел.
– А чтобы пламя внутрь? – сказал Мэтью и затем посмотрел на Малама: может он угадает ответ.
– То дух Слова наружу вырвался. Огонь подхватил его, а Слеза вобрала в себя. Знание теперь в Ней. Сынок, придай другие комочки огню, чтобы в каждую Слезу это знание вошло.
Когда Слово, начертанное на семи страницах обрело новое пристанище, Семимес сказал:
– Дэн, положи Слёзы обратно в мешочек и приладь его к ремню, что вкруг тебя опоясан.
– Вот что я надумал, друзья мои, – Малам поднялся из-за стола и ступил на один из замкнутых путей, излюбленных им, который с одной стороны ограничивался камином, а с другой – дверью. – Нынче к Выпитому Озеру добраться скрытно можно лишь двумя дорогами: по Тоннелю, Дарящему Спутника…
– Только не это! – заупрямился (как бы в шутку) Мэтью.
– Ребятам трудно будет, отец, очень трудно, – сказал Семимес. – Одно дело – из Тоннеля да в кресла к камину, другое – в логово Тьмы.
– Если всё же идти по нему, тот рукав, что в пещеру Хавура выводит, выбирать нужно. Так ты, сынок, шёл. В пещере отлежаться дня два и тогда уж – к Выпитому Озеру.
– Отец, я от каменного трёхлепесткового цветка шёл. Это много ближе. К тому же путь от Хавура до Выпитого Озера нынче вовсе не безопасен: отряды корявырей рыскают окрест. Корявыри шли за мной по пятам до подножия Тусула. Дэн перебил их.
Услышав это, и Савасард, и Малам невольно обратили глаза на Дэниела, затем – на Семимеса.
– Камень в его руке, что лук со стрелой в твоих, дорогой лесовик.
– Да ладно тебе, Семимес, не перехвали меня.
– Камни – хорошее подспорье в смертной драке, если они руке покоряются. Стрелы в колчане иссякают – камни же счёта не знают: они повсюду в наших местах, – заметил Малам.
– Малам, ты сказал, есть два пути, – напомнил Мэтью.
– Да, Мэт, есть и другой путь, тоже тайный и почти нехоженый. Без меня не одолеть его вам.
– Какой же, Малам? – спросил Савасард.
– Лишь бы не Тоннель, Дарящий Спутника, – приободрился Мэтью.
Малам хрипло усмехнулся и сказал:
– Через Дикий Лес. Живыми оттуда вернулись только двое. Один из них – Фэдэф.
– Другой, верно, ты, отец?
