– Давай я тебе потруднее вопрос задам.
– Можно и потруднее. Если Дэн рассказывал про это, оно на какой-то полочке в этом шкафчике лежит.
Лэоэли улыбнулась.
– Ты относишься к своей голове, как к шкафчику?
– Так оно и есть.
– Забавный ты. Ну слушай. Какой цвет неба загадал Дэн на Новый Свет?
– О Новом Свете он много рассказывал, и с радостью, и с грустью, окроплённой слезинками. Вот тебе и ответ: оранжевый в слезинках… которого не бывает… не было никогда, как сказала одна девушка.
Лэоэли остановилась.
– Пойдём, Лэоэли. Интересно играть в эту игру.
Лэоэли не двинулась с места, и теперь ей казалось, что она ненавидит его. Он продолжал:
– И о завтрашнем дне забываешь. Пойдём.
Лэоэли снова присоединилась к нему, хотя мгновением раньше, услышав из его уст слова, произнесённые ею на Новый Свет, готова была убежать прочь от сомнений, всё больше терзавших её душу, и какого-то необъяснимого страха (она не верила, что Дэн мог так подробно обо всём рассказать этому парню: так не бывает). Преодолев смятение в себе, она спросила:
– А какой цвет я загадала?
– Это просто, даже шкафчик открывать не надо. У Дэна глаза фиолетовые. По-моему, я ответил.
Некоторое время они шли молча. Потом Лэоэли сказала:
– Мартин, я не жалею об этой прогулке и об этой дурацкой игре. Ты оживил дорогие мне воспоминания.
– Жаль, что у меня не получится оживить Дэна.
После этих его слов, так откровенно теребящих незажившую рану, Лэоэли решилась на вопрос, который вряд ли предполагала игра, затеянная им.
– Мартин, ты… ты любил когда-нибудь? Если не хочешь, не отвечай.
– Не хочу. Давай дальше играть, – сказал Дэниел, но уже понял, что в ответ услышит такое же искреннее, без налёта притворства «не хочу».
– Не хочу я больше играть. Но спрошу ещё об одном, не ошибись с ответом. Дэн тебе говорил про наш дом?
Дэниелу показалось, что она уже готова переступить грань, по одну сторону от которой было неприятие его как Дэна, а по другую – вера… но что такое вера в то, что он Дэн, по сравнению с «нашим домом». Он колебался лишь одно мгновение перед тем, как сказать:
– Я знаю, что ты живёшь с бабушкой. А вот где находится ваш дом и какой он, не знаю. Этого нет в моём шкафчике.
Глава десятая
Воспоминания: то, чего не ждёшь от себя
Через три дня, на рассвете, Хранители Слова, число которых пополнилось Гройоргом, ведомые наставлением Фэдэфа и, во исполнение его, подсказками Малама, отправились в путь. Их ближайшей целью была Неизвестная Пещера, получившая своё название в результате многократного соскакивания с языков прималгузцев. Название это было на редкость точное, несмотря на то, что (но и поскольку) местонахождение её не знал никто, почти никто. И не было бы этого «почти» вовсе, не рыскай в тех местах Гройорг со своим Мал-Мальцем.
Неизвестная Пещера находилась в одной из невысоких скал отрога гор Маргуш, что выступал в сторону Прималгузья. Издавна отрог этот был предметом споров. Жители Оранжевой Поляны утверждали, что отрог смотрит аккурат на Оранжевую Поляну, обитатели же Правобережной и Соседней Полян согласиться с этим высокомерием никак не могли, как и с хвастливыми доводами друг друга. Какой толк был в этих спорах, которые время от времени разгорались то в одном, то в другом трактире Прималгузья, и какая выгода ждала того, кто одержит в них верх, никто не ведал. Однако три десятка лет назад споры вдруг прекратились: из отрога в Прималгузье стали наведываться ореховые головы, воины Зусуза. По воле его, противиться коей прималгузцам было не по силам, они впряглись в работу на его войско. Каждый день они шили для ореховых голов одежду и каждый день оставляли для них половину съестных припасов и вывозили за пределы Грибных Полян в сторону отрога. Зусуз пообещал своим землякам, что его воины не тронут их и не ступят на Поляны, если те из прималгузцев, коим не по нутру покойная жизнь, не станут им противиться.
Сотни лет Зусуз посвятил тому, чтобы проникнуть в пещеру Руш, что в горе Рафрут. Входа в неё он не обнаружил: его не существовало. И год за годом он искал рисунок-ключ, который должна была начертать в воздухе перед каменной стеной его палка, чтобы гора впустила его в свою утробу. За упорство она отплатила ему, открыв свои тайны. В пещере Руш он высвободил из-под камня, раскалённого добела, Чёрную Молнию, одна из стрел которой нашла его и распалила в нём жажду повелевать, утихшую до тления после поражения каменных горбунов. Другая тайна заключала в себе нечто такое, что позволило ему каждое мгновение жизни по капле, по глотку утолять эту жажду. Исследуя пещеру, Зусуз наткнулся на те же глаза, что в другом Мире и в другой пещере заставили потерять себя Эндрю Фликбоу. Это было то, что тысячи лет назад принёс с собой из неведомого Мира Шорош, пройдя в чрево горы Рафрут через Тёмные Воды, кои скрывали за своими неприступными утёсами горы Танут. Это было то, что осталось от живых разумных существ, разрушенных и преобразованных скоростью и пространством, соединяющим Миры, в зачатки новой жизни. Обнаружив наросты на стенах пещеры, с глазами, взгляд которых выявлял присутствие разума и подавлял волю, Зусуз не уничтожил их, но дал им почувствовать силу своей палки. Они не были нужны ему на Скрытой Стороне, рядом с его Прималгузьем. Но они были нужны ему там, где он некогда потерпел поражение, там, где он назначил себе покорять. На той стороне он нашёл место, где сильна была тень Шороша, где зачатки обратятся в его воинов. Это было Выпитое Озеро.
После того как Выпитое Озеро закишело теми, кого люди назовут сначала ореховыми головами, а по прошествии времени корявырями, Зусуз принялся искать тайный ход, который соединит логово Тьмы с пещерой на Скрытой Стороне, ход, не отмеченный особым знаком – сгустком черноты, каким отмечен ход под Пропадающим Водопадом. Чтобы отправить воинов на Скрытую Сторону, Зусуз открывал его в предрассветный час, и воины, оказавшись в пещере, ждали, когда снаружи рассеется темень. В пещеру они возвращались с провизией и пошитой для них одеждой ещё засветло. Однако ход Зусуз вновь открывал только после того, как злая ночь овладевала пространством и забирала не успевшую спрятаться жизнь. Так он оберегал свою пещеру от сторонних глаз.
Путники наметили двигаться к Неизвестной Пещере обходным путём, во-первых, чтобы ненароком не нарваться на отряд корявырей, и, во-вторых, чтобы не вызвать подозрения у прималгузцев своим прямолинейным (будь он таковым) шествием к отрогу, привлекавшему и без того много внимания. Так они и сделали. Ночь (самое бесполезное в здешних местах для походов время) переждали в Добром Лесу в наспех вырытой и укрытой ветками и поверх гнейсовыми накидками землянке. К Неизвестной Пещере подкрались, когда корявыри были на обратном пути к ней.
– За этим выступом, – хрипло прошептал Гройорг.
– Ничего не напутал? – испытывал его уверенность Малам.
