Дэниел поднял перед собой глазастый камень, и тут из норы выползла Сафа. (Раньше она не догадывалась о существовании этой пещеры, а в эти мгновения не знала, для чего чужак проник в неё. Но она знала, что он не вернулся из погреба – значит, он затеял недоброе… против Повелителя, против Выпитого Озера, против Сафы, кою нарочно кличет: „Сафа, дорогая“). Она поднялась. В левой руке она держала свечу, правой – выдернула из ножен кинжал, тот самый, его подарок. Дэниел попятился к камню. Сафа двинулась на него, и глаза её выказали жажду кровавой мести. Он быстро ткнул белую с фиолетовым отливом Слезу в последнюю лунку, схватил факел и шагнул корявырьше навстречу, размахивая им перед её лицом. Попытался выбить у неё из руки кинжал – удар пришёлся по свече, и она полетела в сторону. Попытался ещё раз – промахнулся, и тут же получил удар в грудь. Но защитная рубаха не пропустила клинок к телу, и Дэниел, обронив факел и глазастый камень, вцепился в её жилистую, намертво сжавшую кинжал руку обеими своими.
Вдруг пространство стало насыщаться какой-то гнетущей энергией, осязаемой телом и перепонками ушей, насыщаться быстро, заставляя всё вокруг дрожать и не позволяя опомниться. Стены пещеры дали трещины. И в это мгновение (это длилось всего лишь мгновение) Дэниел, вместе с неистовой болью в незрячем глазу, ощутил, как между этим глазом и словокругом возник сгусток воздуха, который… который… который вот-вот лопнет, разорвав чёрный клубок в глазнице, приютившей его, разорвав его голову. В следующее мгновение, которого чувства и мысли Дэниела не знали, сгусток вытолкнул его наружу, за пределы котловины Выпитого Озера. А в самой котловине властвовал гигантский огненный шар…
Глава одиннадцатая
Не нужен последний раз
Из бессонной ночи, густо окутанной воспоминаниями, Дэниела высвободил стук в дверь. Он живо встал и оделся.
– Войди, лесовик! – сказал он нарочито бодрым тоном, предположив, что принесли завтрак или весть о продолжении расследования и не желая показывать уныния, в котором он пребывал.
– Не угадал. Лесовичка к тебе в гости. Привет, дорлифянин!
Это была Эстеан (печаль в её глазах не могла спрятаться за весёлостью слов). Она пришла раньше всех. Она хотела прийти раньше всех. И она хотела, чтобы он видел, что она пришла раньше всех.
– Не знаю, кому я порадовался бы сейчас больше, чем тебе. (Дэниел не лукавил: с ней ему всегда было хорошо.)
– Тому, кто принёс бы тебе добрую весть – слова, которые подтверждали бы, что ты Дэнэд.
– Это правда. Но этим вестником была бы ты.
– Это правда, – сказала Эстеан, ласково улыбаясь глазами. – Дэн, я пришла сказать, что отец сегодня не мрачен, каким был третьего дня и вчера. И он не сторонился меня.
– Только палачи по утрам мрачны… а он лишь отдаёт приказы.
– Ты несправедлив к палерардцам.
– Я несправедлив лишь к справедливости белой комнаты.
В дверь постучали.
– Вот и твой завтрак, – сказала Эстеан, открыла дверь и приняла поднос. – Что тут у тебя? Руксовый чай, творожники и козье молоко.
– Не хочу есть, только чаю попью… хоть и не паратовый.
– Думала тебе так много сказать.
– Готов слушать тебя… слушать, слушать…
– Не обманывай.
– Сама видишь, что не обманываю. Ты лучше других видишь и всё понимаешь.
– Слов нет… куда-то подевались слова.
– Как же ты хотела много сказать без слов?
– Не знаю. Душа хотела, а слов нет.
– Тогда давай молча сидеть, и я буду слушать твою душу.
– А я твою. Дэн… – Эстеан запнулась.
– Слова появились? Давай их сюда.
– Прости меня за то, что случилось в лодке.
– Это ты прости меня… за то, что я убежал.
– Уплыл.
– Просто я вспомнил, что я Дэн. Ты сама внушила мне это. Не будь я Дэном, я бы не уплыл… от тебя.
– Но ты Дэн, а я не Лэоэли.
– Эстеан, знаешь, чего мне сейчас больше всего хочется? Только ты можешь угадать.
– Я съем творожник?
Эстеан поднесла творожник ко рту и тут же вернула на поднос. Слёзы скатывались по её щекам. Она не успела перебить нахлынувшую волну чувств пережёвыванием творожника или ещё чем-нибудь.
– Я знаю, Дэн, чего тебе больше всего хочется.
– Не вообще, а в эти мгновения, – уточнил Дэниел.
– Я и говорю про эти мгновения.
– Эстеан, давай на счёт три вместе скажем, чего мне хочется… чтобы ты потом не сказала, что я обманщик.
– Давай.
– Раз… два…
Вместо «три», раздался стук в дверь.
– Войди, вестник белой комнаты!
В дверях появился Озуард.
– Эстеан?! – сказал он негромко, но не успев спрятать удивление.
– Да, отец, ты узнал меня. Пришла проведать Дэнэда. Может, не доведётся больше увидеть его живым.
– Дэнэд, мы ждём тебя в белой комнате, чтобы продолжить расследование, – сухо сказал Озуард и вышел.
– Эстеан, мне надо идти.
– Подожди. Больше всего ты хотел бы сейчас быть в комнате камней. Правильно?
Дэниел приблизился к ней и поцеловал её в щёку.
– Ты удивительная, – сказал он и направился к двери. Остановился. – Эстеан, чуть не забыл. У меня к тебе просьба. (Эстеан смотрела на него, едва сдерживая слёзы.) Когда всё кончится, загляни под мою подушку. Если найдёшь там что-нибудь, распорядись, как сочтёшь нужным.
* * *
По обе стороны от двери в роковую комнату стояли два воина, вооружённые кинжалами. Это было впервые за всё время, пока Дэниел носил на руке белую повязку, и неприятно тронуло его чувства.
Внутри, кроме четверых палерардцев, которые вели расследование, находился ещё один человек, тот, кого он совсем не ожидал встретить: на скамейке, на том же самом месте, где и в прошлый раз, сидела Лэоэли.
– Приветствую вас, – сказал он и затем обратил свой взор к Лэоэли: – Доброе утро, дорлифянка.
– Доброе, – ответила она.
– Займи своё место, Дэнэд, и начнём… Лэоэли, сначала мы хотим послушать тебя. Ты что-то желаешь добавить к тому, что уже сообщила нам?
– Может, не надо? – сказал Дэниел, уставившись на неё, и в этих словах, и в этом взгляде чувствовалось: «Не пожалела бы ты потом».
– Я хочу, – ответила Лэоэли.
– Посмотри на меня! – выкрикнул он (Лэоэли вздрогнула, палерардцы взирали бесстрастно). – Может, не надо, зеленоглазка?! Не надо!
– Я хочу сказать и скажу! – с нотками взыгравшей гордости ответила Лэоэли.
– Говори, дорогая Лэоэли, – поддержал её Озуард.
