Она приготовилась и, казалось, вот-вот начнёт говорить, как вдруг…
– Не могу, – прошептала она, закрыв лицо руками.
– Так, может, и вправду не стоит ничего говорить, Лэоэли? Ты уже и так обо всём поведала нам в прошлый раз, – высказался Ретовал и этой подсказкой словно тронул её оголённый нерв.
– Он снится мне каждую ночь! – воскликнула она. – Этот человек, – она указала пальцем на Дэниела, – который назвался Дэнэдом, снится мне каждую ночь!.. Мы сидим с ним вдвоём и плачем. Он смотрит на меня своими глазами. Не этим чёрным клубком, а глазами… глазами… синим и бирюзовым… Я всякий раз узнаю это место. Это… скамейка возле дома Фэлэфи. Мы сидим на ней вдвоём и плачем. И я говорю ему «Дэн», всякий раз говорю ему «Дэн». Слышите меня?! И когда я произношу его имя, во мне нет сомнений… в моих чувствах нет сомнений, что он Дэн! И такого не могло бы быть, если бы этот человек не был Дэнэдом! Если бы он не был Дэнэдом!
Проговорив всё это, Лэоэли выбежала из белой комнаты.
Слова её ошеломили Дэниела и словно вернули ему утерянное прошлое, и он ощутил себя тем Дэном, каким был когда-то давно, уже так давно. И он словно забыл, что здесь, в белой комнате, прямо сейчас прозвучат другие слова.
– Дэнэд, ты слышишь меня? – спросил Озуард.
– Похоже, нет, – ответил он, очнувшись.
– Вижу, что уже да. И коли так, продолжаем расследование. Вчера служанка Зусуза…
– Что с Зусузом? – перебил Озуарда Дэниел.
– Обратился в пепел, как и все те, кто находился в Выпитом Озере. Люди, о которых нам рассказала Фэлэфи, уничтожили логово Тьмы тайным огнём, – ответил Эвнар.
– Что с теми людьми? – взволновался Дэниел, вдруг подумав…
– Скорее всего, они пожертвовали своими жизнями. Огонь не знает пощады, – ответил Озуард.
– К слову сказать, среди названных Фэлэфи имён твоего не было, – заметил Ретовал (голос его был переполнен дразнящей издёвкой).
– Я всё-таки задам свой вопрос, – вернул всех к началу разговора Озуард. – Сафа поведала нам о том, что ты явился в Выпитое Озеро по воле тёмной силы, которая нашла в тебе, в твоей глазнице, прибежище. Есть ли у тебя доводы, способные опровергнуть это?
– Только не говори, что ты причастен к победе над силами Тьмы, – это снова был Ретовал, сегодня он словно старался за двоих: за себя и за тихо сидевшего (с перевязанной головой) Эвнара.
– Я и не собирался, – спокойно ответил Дэниел. – Но я хочу попросить каждого из вас: тебя, Озуард, тебя, Фелтраур, тебя, Эвнар, и тебя, Ретовал, – ответить… себе ответить на два вопроса. Вот первый. Почему и Гура, и Сафа говорили обо мне, как о том, кто был с ними заодно, кто был, как и они, приспешником Зусуза?.. почему, если обиталище Тьмы было уничтожено и осталась лишь капля её, та, что затаилась во мне? Чтобы сохранить её, чтобы она стала той каплей, с которой начнётся новое Выпитое Озеро, им бы впору кричать, что я их враг и смеяться вам в лицо перед смертью. И второй вопрос. Почему камень, запущенный моей рукой, угодил в Гонтеара через полмгновения после того, как его стрела сразила Сафу, стоявшую между нами в двадцати шагах от меня?.. Это всё, что я хотел сказать в своё оправдание.
– Есть ли у кого-то ещё вопросы или суждения? – спросил Озуард.
– Не имею, – сказал Ретовал.
– У меня тоже нет, – сказал Эвнар.
– А я, пожалуй, задам вопрос, ответ на который знают только четверо: я, Эстеан, Лэоэли и Дэнэд, тот Дэнэд, что пришёл в Палерард со смертельно раненым сыном Фэлэфи, Нэтэном, на своих плечах. Ответь мне, юноша, что сталось с конским волосом, на котором держался амулет из аснардата в виде пёрышка.
– Ты оставил его у себя. Но это был не конский волос, а волос корявыря, которого ты назвал тогда ореховой головой.
– Благодарю тебя, Дэнэд. У меня больше нет вопросов, – сказал Фелтраур.
– Дэнэд, – прежде чем мы вынесем приговор, я должен пояснить тебе, как принимается общее решение, – в голосе Озуарда не было ничего, кроме спокойствия. – Итак, два схожих по сути голоса берут верх над каждым из двух других, которые разнятся меж собою. Из двух против двух берут верх те, что заключают в себе более выгодное для человека с белой повязкой на руке решение. Если все голоса разнятся меж собою, действует правило выгодного решения. Тебе всё понятно?
– Да, и правило выгодного решения по мне.
– Думаю, у каждого из нас уже сложилось мнение. Кто откроет своё решение первым?
– Это сделаю я, – вызвался Ретовал. – В одноглазом человеке, что сидит перед нами, прячется Тьма. И корявырьша, и всеми уважаемая дорлифянка указали на это. Да и сам он не оспаривает этого. Мы не вправе рисковать. И, помня о павших в борьбе с Тьмой, я говорю: казнить.
Как ни велико было желание Дэниела при любом исходе оставаться сильным, как ни готовил он себя к худшему, сердце его споткнулось об это страшное слово и безвольно затрепетало, и тело его, словно потеряв упругость, обмякло. Противясь этому, он крепко, до боли, сдавил правой рукой пальцы левой, зло сжал челюсти и, чтобы не выдать взглядом слабости, которая прокралась в него вместе со словом Ретовала, уставился на карандаш на столе перед Озуардом.
«Они видят, как меня трясёт, – подумал он. – Они не могут не видеть, как меня трясёт… Хорошо, что здесь нет Лэоэли и Эстеан».
– Теперь я скажу своё слово, – как всегда спокойно произнёс Фелтраур. – Дэнэд, я подумал над теми двумя вопросами, которые ты предложил нам. Ответы на них не изменили моего решения, а лишь укрепили меня во мнении, что ты тот самый Дэнэд, которого Палерард некогда принял как друга. И я говорю: снять белую повязку и освободить. Слово, что от тебя никто не узнает о Палерарде, ты уже дал нашему Правителю, Озуарду.
– Благодарю тебя, Фелтраур, – сказал Дэниел голосом, ещё не успевшим обрести ровность.
– Я не стану приводить доводы и открою лишь своё решение, – начал Эвнар. – Я говорю: дать этому человеку из Нет-Мира выбрать между стиранием воспоминаний о Палерарде (о чём позаботится наш уважаемый лекарь) и уходом в Нет-Мир, без права возвращения в Дорлиф и другие селения.
Дэниел почувствовал облегчение. «Они не казнят меня. Остался Озуард. Он не палач».
– Я хочу сказать о том, что повлияло на моё решение, – начал Озуард. – Оно созрело лишь сегодня. Двое свидетелей из Выпитого Озера, Гура и Сафа, которые точно знали, на чьей стороне был Дэнэд, утверждали, что он наш враг. Но они сами были нашими врагами. Ещё двое свидетелей, Лэоэли и Эстеан, пытались внушить нам, что он тот самый Дэнэд, которого мы знали как друга. Однако эти свидетели не были в Выпитом Озере и не могли знать, на чьей стороне он был, и к тому же всей душой хотели видеть в нём Дэнэда. Уважаемая дорлифянка Фэлэфи почувствовала в этом парне тёмную силу и вместе с тем уловила присутствие другой силы, что уравновешивает первую. Как видите, каждый довод, что я привёл, заключает в себе противоречие, и я не могу сказать, враг перед нами или друг. Мне хотелось бы думать, что он не враг. И я говорю: пусть Дэнэд выберет, дать ли ему согласие на стирание из памяти слова «Палерард» и всего, что связано с этим словом, или уйти в свой Мир, из которого он пришёл, без права вернуться в Дорлиф и другие селения. Дэнэд, соединившись, мой голос и голос Эвнара берут верх как над голосом Ретовала, так и над голосом Фелтраура. Ты можешь снять белую повязку. (Дэниел отстегнул повязку и, шагнув к столу, положил её перед Озуардом, затем вернулся на место.) Коли приговор позволяет тебе выбрать меж двумя путями, решение за тобой.
