Некоторое время Савас обдумывал, что ещё надо предпринять. Потом подошёл к Тэзэту.
– Тэзэт, отправляйся с сотней воинов к Дорлифу. Встанете по ту сторону рва. Несколько человек всегда должны быть в готовности поджечь ров.
– Тяжёлую ношу ты на меня взваливаешь, Савас, – вести воинов в тыл.
– Не серчай, друг. Так я снимаю с себя ношу оглядываться назад.
– Они идут! – раздался крик со сторожевой вышки.
– Тэзэт, отправляйтесь немедля. Всех лошадей возьмите с собой.
– Удачи тебе, Савас.
– Всем нам удачи.
Тэзэт с отрядом воинов, никто из которых не желал повернуться спиной к лесу Шивун, покидал передовые позиции.
По приказу Саваса оставшиеся триста человек встали в три цепи. Он стоял перед ними. Он не знал точно, что делать. Он никогда не воевал, как и те, кто в этот момент смотрел на него и ждал указаний.
– Дорлифяне! Кого бы мы сейчас ни увидели перед собой, главное – не испугаться! Пэтэп из Нэтлифа сказал, что они походят на нас. Значит, они не убивают взглядом. Разве что некоторые жёны некоторых мужей.
Шутка командира развеселила воинов.
– Пэтэп сказал, что они мощнее нас. Зато у нас есть оружие, которым мы научились неплохо владеть, – заметил Савас.
– Пэтэп сказал, что у них нет голов! – раздался голос из строя.
– В этом я сомневаюсь. Но скоро мы увидим всё своими глазами.
– Побыстрее бы уж! – нетерпение поджигало каждого.
– Сначала накормим их стрелами, – продолжил Савас.
– Стрелять по горбам? Может, их мозг прячется там?
– Надо попробовать. Главное – попадать. Если стрелы их не остановят, и они приблизятся к нам, насадим их на копья и вилы. Потом пустим в ход мечи, топоры и секиры. Нельзя дать им рассеять нас. Иначе они обступят каждого и так легче расправятся с нами.
– Савас, я вижу их! – выкрикнул кто-то из воинов, указывая рукой направление.
Савас повернулся и посмотрел вдаль.
– Вижу! Это горбуны! – он почувствовал в себе волнение и испугался, что его выдал голос.
Горбатые безголовые существа медленно двигались вперёд на замерший отряд. Дорлифяне оценивали их:
– Они ростом с телёнка.
– Чем они больше, тем легче попасть в них стрелой.
– И, значит, не такие ловкие, как волки.
– У них и вправду нет голов.
– Но ведь как-то они смотрят.
Услышав чью-то догадку, Савас вспомнил, что Фэдэф говорил о глазах, которые смотрят изнутри камней, об уме и злобе в этих глазах. «Неужели в горбах?» – подумал он.
Чем ближе были горбуны, тем слов становилось меньше. Савас встал в первый ряд воинов. Кто-то из задней цепи передал ему копьё. Горбуны остановились в трёхстах шагах от отряда. Через несколько мгновений их трудно было отличить от лежавших на земле больших серых камней.
– Кажется, незваных гостей утомила дорога, и они решили вздремнуть. Савас, может, нам стоит нарушить их покой стрелами?
– Мэдидэм упал! – раздался крик, в нём были удивление и тревога. Кричал стоявший рядом с Мэдидэмом воин.
Савас подошёл, чтобы выяснить, что случилось. Молодого воина, лежавшего лицом вниз, перевернули на спину. Савас склонился над ним, чтобы послушать, дышит ли он.
– Он жив!
– Жив! Жив! – пронеслось по рядам.
Один из воинов плеснул в лицо Мэдидэма водой – тот открыл глаза. В них было бессилие. В них был страх.
– Что с тобой случилось, Мэдидэм? – спросил Савас.
– Я… видел… глаза…
– Глаза… У них есть глаза, – просочился шёпот между воинами.
– В них… сила… Я… испугался… – едва шевеля губами, еле слышно ответил Мэдидэм. Слеза скатилась по его щеке. – Прости меня, Са…
– Он умер, – сказал, поднявшись, Савас.
– Умер… Умер, – повисло над дорлифянами.
– Воины! – воскликнул Савас. Он не имел права позволить воинам глотнуть ядовитого воздуха первого поражения. – Отомстим горбатым тварям за Нэтлиф и за Мэдидэма! Лучники! Приготовиться к стрельбе!.. Выпустить стрелы!
Многие стрелы попали в цель: лесовики были хорошими учителями. По десяткам камней пробежала судорога, и каменное море забурлило предсмертными хрипами. Но ни один из горбунов не двинулся с места, ни один из них, подстрекаемых дразнившими их укусами, не бросился вперёд, ни один из них, окроплённых кровью собратьев, не попятился назад, будто они подчинялись единой властной над ними воле, которая была сильнее их инстинктов и которая делала их твёрдыми, как камни.
– Эти твари выказывают равнодушие к смерти и презрение к нам. Посмотрим, насколько их хватит. Лучники! Стрелять!.. Ещё стрелять! – командовал Савас.
Воины оживились и подбадривали друг друга:
– Кажется, они забыли, что у них есть ноги. Так бывает не от равнодушия, а от страха.
– Им хочется, чтобы всё это было лишь страшным сном.
– И поэтому они так громко храпят.
Саваса, как и тех, кто хотел отгородиться от тревожных предчувствий бравадой, беспокоило необычное поведение этих странных существ. Любой другой зверь уже выдал бы свои намерения.
– Савас, чего мы ждём?! Может, нам самим пойти к ним и обласкать их секирами? – рвался в бой Рэгогэр. Энергия его могучего тела не находила выхода и заставляла стонать каждую его клеточку.
– Насколько может схватить мой глаз, их тела покрыты редким волосом, а не густой шерстью, – сказал Гунуг, рассмотрев неподвижных горбунов острым глазом охотника.
– Так оно и есть. Это понравится нашим мечам и топорам, – заметил Тросорт.
– Пора пустить их в ход, Савас! – не унимался Рэгогэр.
– Тихо! – Савас поднял руку. – Слышите?
Все прислушались: со стороны камней доносился звук, похожий то ли на шёпот, то ли на слабый кашель. Воины насторожились. Каменные горбуны поднялись на ноги и медленно пошли на строй дорлифян. Выпущенные стрелы прореживали их ряды, но они продолжали идти, словно не замечая, что их соплеменников убивают.
– Из горбов смотрят глаза!
Отчаянный крик усилил смятение в цепях дорлифян. Многие из них уже поймали на себе эти взгляды из горбов и уже отвели в сторону свои.
– Выставить копья! Разить их в горбы! – скомандовал Савас. Он заметил, что каменные горбуны падали замертво, когда стрелы вонзались в наросты на их спинах.
Снова раздался хриплый шёпот – горбуны бросились на людей. Они бросились с такой прытью, какой никто не ожидал.
Они были широкогруды и крепконоги и в то же время быстры и ловки. Перед последним прыжком они высунули из горбов свои головы, которые сидели на крепких жилистых шеях. Головы и морды их не походили на волчьи, кабаньи или медвежьи. При первом же взгляде в них угадывалось сходство с человеческим лицом. Крутые, испещрённые морщинами, лбы, словно каменные глыбы нависали над пещерами морд, в которых пряталось то, что высматривало, вынюхивало и обрывало жизнь. Вокруг толстогубых выпяченных пастей были густые тёмно-серые усы и бороды. Носы их были приплюснуты, с широкими, смотревшими вперёд ноздрями. Уши напоминали человеческие. Волосы на их головах и шеях были короткие и густые, тёмно-серого цвета. И то главное, что делало этих тварей ими, – их глаза. Глубокие, тёмные, смотревшие исподлобья, из зловещих пещер. Безвекие. Вечные. В их словно однажды застывших взглядах – непреклонность и превосходство. В их взглядах – ни малейшего намёка на то, что в горбунов может закрасться слабость. В их взглядах – ни малейшего знака того, что с ними можно говорить.
