– Надо покормить… Надо покормить… Вы хотите есть, детки мои, – вдруг забормотал и засуетился Лутул.
Он машинально снял мешочек с орехами, высыпал их в кормушку и только потом, сообразив, что мешочек не потерялся, обрадовался.
– Кушайте, мои хорошие, набирайтесь сил, нам они ещё пригодятся.
Ферлинги мерно стучали по дну кормушки, смакуя лакомство. Лутул сидел рядом и, пользуясь темнотой, промокал глаза и щёки краем рубахи…
* * *
Как только дыхание Шороша погасило свечи в подвале, Фэлэфи каким-то чутьём уловила, что Дорлифа больше нет. Безграничная боль в мгновение переполнила и надорвала её душу. Её мысли и чувства, словно сговорившись, стали покидать её, и их место начала заполнять бессмыслица: голоса людей и животных, что когда-то застряли в воздухе и теперь сорвались со своих мест, нежный вкус яблочно-морковного пирога, облизанного языками пламени, и взгляд парализованного ферлинга, умолявший огонь об одном: «Скорее, скорее коснись моих перьев и прими меня в свои объятия», холодная Слеза Шороша и людские слёзы вместо слов…
– Вернитесь! Вернитесь! – закричала Фэлэфи, напрягая последние силы рассудка, своим мыслям и чувствам.
И они послушались её. Обессилев, она уснула.
Когда Фэлэфи вернулась из сна в черноту яви, долго не могла преодолеть страх и открыть крышку подвала. Но мысль о матери была сильнее страха, и наконец она решилась – выбралась наверх и позвала маму. Потом снова и снова… снова и снова. Она быстро поняла, что, кроме подвала, от дома ничего не осталось. Она не знала, что делать, но возвращаться в темницу, наполненную призраками, ей больше не хотелось. Ещё она заметила, что ей не хочется плакать и звать на помощь. Она почувствовала, что в ней что-то изменилось, что она уже не вчерашняя Фэлэфи, и что она может прогнать свой страх. Она почувствовала свои руки. Раньше она не чувствовала так своих рук. Она почувствовала, что, повинуясь огню её души, они умеют брать и отдавать, но брать и отдавать не предметы, а нечто невидимое, но действенное, некую силу.
– А-а… а-а, – то ли стон, то ли слабый крик донёсся из темноты.
Фэлэфи пошла на голос. Ей показалось, что он исходит из того места, где стоял дом соседей.
– Сэлэси! – позвала она наудачу. – Сэлэси!
Никто не ответил. Потом снова жалобные звуки надорвали полотно черноты. И Фэлэфи поняла, что это зовёт на помощь соседский щенок. «Наверно, остался один, бедняжка», – подумала она и поспешила.
– Кловолк! Кловолк, не плачь! Я иду к тебе!
Щенок снова подал голос. Но на этот раз это был не плач, а звонкий призывный лай, в котором слышалась радость. Близость человека и знакомый голос взбудоражили его. Он не умолкал. Фэлэфи наконец добралась до места, откуда раздавался лай. Она поняла, что щенок лает снизу, из какой-то ямы, слишком глубокой, чтобы он мог выбраться самостоятельно. Она встала на колени и, опёршись одной рукой о землю, другую протянула вниз и тут же почувствовала, как тёплый комок прыгает ей на руку и скатывается обратно.
– Не спеши, Кловолк. Не спеши. Дай мне ухватить тебя. Так не больно? Иди ко мне, хороший мой. Вот мы и на свободе.
Вытащив щенка, Фэлэфи прижала его к груди. Кловолк всем телом дрожал от радости и мордочкой тянулся к её лицу, чтобы облизать его, в знак благодарности. Вдруг Фэлэфи краем глаза уловила какой-то свет. Она быстро повернулась к нему: его нельзя было терять из виду. Но в одно мгновение его смазала чернота. Фэлэфи замерла в ожидании: она не обманулась, ведь что-то было там, был свет, она его видела… Темень вновь ожила огоньком… Он не пропадал… Он приметно рос. «Костёр! Кто-то разжигает костёр!» – подумала Фэлэфи. Осторожными шагами, совсем не так, как бежало туда её сердце, она направилась в сторону костра. Не дойдя до него шагов тридцати, она услышала голос и сразу узнала его. «Лутул. Верзила Лутул! Конечно. Разжёг костёр на месте своего дома. Болтает со своими ферлингами».
– Лутул! – крикнула Фэлэфи и побежала к нему.
Лутул повернулся на крик и, увидев Фэлэфи, шагнул ей навстречу. Они обняли друг друга и долго стояли, прижавшись друг к другу, молча, как будто каждый из них много дней провёл на необитаемом острове, забыл слова и теперь боялся сказать что-то невпопад.
– А это кто у нас? – спросил наконец Лутул.
– Это Кловолк. Не мог выбраться из ямы и позвал меня. А потом ты поманил нас своим огоньком. Первый раз он у тебя не задался – будто что-то родное исчезло.
– Давай-ка покормим Кловолка, я тут кое-что нашёл, у себя дома. Фэли, возьми и ты, – Лутул протянул ей лепёшку. – Ещё мягкие. Как-то уцелели… Хорошо, что вспышки нашёл, с огнём совсем другое дело.
– Помнишь, как на Новый Свет ты угостил меня и Нэтэна лепёшками, точно такими же?
Лутул задумался.
– На Новый Свет я снова напеку лепёшек, много-много, и буду, как в прошлый раз, угощать ими всех, кто заговорит со мной. Я придумал такую забаву для себя, специально для Нового Света.
– Хорошо ты придумал, Лутул… Лутул! – вдруг вскрикнула Фэлэфи, напугав Лутула, Кловолка и даже бесстрашных ферлингов, которые громко замахали крыльями, как будто отбиваясь от этого крика. – Смотри! Чьи-то глаза! Видишь? Видишь?
– Нет, Фэли, – растерялся Лутул.
Фэлэфи подбежала к тому месту, где, как ей показалось, огненно блеснули глаза. Она присела и стала разгребать землю руками.
– Лутул, иди сюда!.. Смотри. Это… это твой ферлинг. Мне кажется, в нём не угасла жизнь.
Лутул принялся отбрасывать землю своими большими руками.
– Это Дуди! Это моя Дуди! – сказал он трепещущим голосом. – Не шевелится… Молчит. Дуди, скажи что-нибудь! Фэли, она умирает!
Фэлэфи заметила, что её руки тянутся к умирающему ферлингу. Но она не убрала их, как сделала бы это, боясь причинить птице боль, будь она прежней Фэлэфи. Напротив, она вверила им призыв своего сердца, и руки её стали осторожно-осторожно ощупывать тело Дуди. С каждым их движением она убеждалась, что они знают, что делают. Они получали едва уловимые токи, которых Фэлэфи не понимала, и посылали ответные. Лутул сидел рядом и молча наблюдал. Шея ферлинга будто притянула и не хотела отпускать руки девочки. И они колдовали над ней очень долго и напряжённо. Потом Фэлэфи отвела руки в сторону, и они продолжали свою работу с воображаемой шеей, с тем невидимым, что они взяли у ферлинга, чтобы вскоре вернуть. Они будто лепили что-то из глины, что-то присоединяли друг к другу и скрепляли, что-то подправляли. Потом они на мгновение остановились и бросили то недоступное взору, что было в них, в сторону шеи неподвижной птицы – Дуди встрепенулась, вытянула шею, встала на ноги и, издавая крик, замахала крыльями. Четверо её сородичей тоже закричали, замахали крыльями и подбежали к ней. От увиденного Лутул впал в бессловесное изумление.
– Лутул, я прилягу, отдохну немного, – слабый голос и потухший взгляд Фэлэфи говорили о том, что она отдала все силы, чтобы оживить Дуди.
