– Прости нас, Семимес, мы снова невпопад.
Семимес огляделся.
– Лесовики тронулись. И нам пора. Время идёт к середине пересудов – вместе с сумерками в Дорлиф войдём.
Друзья, глотнув рукса, продолжили путь. Лесовики шли по тропинке, лежавшей шагов на триста левее, шли так быстро, что заметно отдалились от ребят.
– На службу торопятся огненные головы, – сказал Мэтью.
– Они не нарочно торопятся – у них поступь такая: лёгкая и скорая. Вам за ними сегодня не поспеть – устали.
– Нам бы такую поступь. Дорлиф хочется увидеть, Семимес… дотемна. Чтобы как на ладони, – в голосе Дэниела слышалась и досада, и надежда.
– Так… Видите вон тот холм? Тот, что правее? Идёмте туда. Самый высокий! Будет вам Дорлиф как на ладони!.. Не беги, Дэн. Это не так близко, как кажется.
– Ты сказал: время идёт к середине пересудов? – на ходу спросил Мэтью.
– Сказал.
– Может, растолкуешь?
– Это значит, скоро четыре часа пересудов, – ответил Семимес и, увидев недоумение на лицах друзей (которое и ожидал увидеть), продолжил: – Есть ночь.
– Факт неоспоримый, – заметил Дэниел.
Проводник строго глянул на него.
– Будете слушать или умничать?
Дэниел ладонью прикрыл себе рот, и Семимес продолжил:
– Есть ночь. На дорлифских часах это с ноля до восьми часов, до утра. Есть день. Это с ноля до восьми часов, до пересудов. Есть пересуды. Это с ноля до восьми часов, до ночи.
– Ничего не понял! И это с ноля до восьми, и то с ноля до восьми! – в полной растерянности Дэниел развёл руками.
Семимес засмеялся, качая головой.
– Про третьи «с ноля до восьми» забыл, умник. День и ночь спорят меж собой из-за этих самых третьих восьми часов: день хочет их себе оттягать, а ночь – себе. Потому-то пересуды вначале светлые, почти как день, а в конце, вечером, – тёмные.
– Кажется, я всё понял, – сказал Мэтью. – На ваших часах…
– Подожди-ка, Мэт! Дэна запутаешь! – вскрикнул Семимес, остановился и быстро вынул свою палку из-за пояса.
– Я просто хотел доказать, что понял… – не сдавался Мэтью.
– Я и так вижу, что ты всё понял. Но Дэна ты запутаешь, потому что… у тебя палки нет.
– При чём же здесь твоя палка, Семимес? Размахался!
– При том, что я сейчас нарисую часы. Смотри, Дэн… Мэт, и ты смотри – ты же не видел дорлифских часов… а я тысячу раз видел.
Мэтью смирился с участью подопечного, а Семимес, найдя и расчистив ногой ровный кусок стоптанной до плешины почвы, принялся рисовать и приговаривать.
– Это часовой круг. Видите?
– Конечно, часовой, какой же ещё, – согласился Дэниел. – Да, Мэт?
– Точно, часовой.
– Снизу ноль. Вот такой ноль. Внутри ноля – цифра восемь. Вот такая у нас цифра восемь, – с наслаждением продолжал Семимес (в эти мгновения он словно переживал свою причастность к дорлифским часам).
Затем Семимес нарисовал стрелу, которая выходила из центра круга и наконечником упиралась в ноль.
– Вместе со стрелой, что указывает на время, от ноля пойдём влево по кругу.
– Со стрелой, – повторил Мэтью за Семимесом, придавая этому какое-то особое значение (о чём говорил поднятый им вверх указательный палец), и посмотрел на Дэниела.
– Со стрелой, – повторил тот, сообразив, что имеет в виду Мэтью: «стрела», а не привычная «стрелка».
– Что не так? – спросил Семимес, на этот раз без нахмуривания бровей.
– Стрела… одна? – нашёлся Мэтью после короткой заминки.
Семимес рассмеялся.
– Это же тебе не колчан со стрелами, а часы. Но коли уж о колчане вспомнил, скажу (видно, кстати вспомнил): часы для Дорлифа изготовили лесовики. Фэрирэф сам попросил их об этом. Говорят, он поступил так в знак уважения к этому народу. Часы от этого только выиграли: лесовики не только сработали эту великую вещь, но наделили её особым камнем, светящимся камнем. Говорят, камень этот очень редкий. Мастера закрепили его над часовым кругом. Днём камень не светится – накапливает свет. А с приходом сумерек начинает излучать свет. Чем вокруг темнее, тем его свечение ярче. Благодаря камню всегда видно время, которое показывают наши часы.
– Вещь дороже обойдётся – подделка дороже обернётся, – отчего-то вспомнил Мэтью присловье, тысячу раз слышанное им от своего отчима Роя Шелтона.
– Ты о ферлингах, Мэт? – смекнул Семимес.
– Сам не знаю о чём, – с грустью в голосе (и в глазах, которые он поспешил опустить) ответил Мэтью.
– Денег лесовики за работу не берут и на этот раз не взяли.
– Что, вообще не берут? – переспросил Дэниел.
– Вообще не берут, никто из них: ни проводники, ни те, что Дорлиф дозором обходят каждую ночь, ни мастера. Подарки, бывает, берут. Но больше сами одаривают сельчан. Дорлифяне знают, что лучший подарок для лесовиков – коза.
– Толковые парни, – сказал Мэтью, с улыбкой в глазах, которая относилась к другому толковому хозяину козы. – Если бы я в лесу жил, тоже козу бы завёл. А ты, Дэн?
Дэниел сделал вид, что задумался… и ответил:
– В лесу без козы никак. Только было бы, с кем оставлять её, если, к примеру, мы с тобой Дорлиф идём сторожить, а потом прямиком в «Парящий Ферлинг».
Семимес, в отличие от Дэниела, вправду задумался. Потом сказал:
– Увидеть бы, как они живут, эти лесовики. Никто ведь за сотни лет так и не набрёл на их жилища… Ни единого раза… Даже отец не видел их.
– Странно это всё, – заключил Мэтью и посмотрел на Дэниела.
– Странно, – согласился Дэниел, посерьёзнев в лице.
– Дорлифяне нашли, чем ответить лесовикам, – громко сказал Семимес, прервав погружение друзей в размышления. – Они решили поставить часы так, чтобы часовой круг смотрел на лес Садорн.
– Сильный ход, – заметил Мэтью.
– Однако вернёмся к ходу часов, друзья мои, – Семимес ещё раз обвёл своей палкой нарисованный на земле круг, ноль и внутри ноля восьмёрку. – Так… От ноля идём по кругу вверх: один… два… три… четыре. Четыре часа – это и полночь, и полдень, и середина пересудов. Сейчас близко к середине пересудов. Свет уже не тот, что днём, но ещё светло. Что скажешь, умник?
– Я уже давно всё понял, – как-то несерьёзно ответил Дэниел.
– Так уж и давно? Ну, тогда пойдём…
– По кругу вниз, – продолжил Мэтью за Семимеса.
– Нет, не по кругу вниз, – сказал Семимес с обидой и ногой затёр свой недорисованный и недорассказанный рисунок. – Все давно всё поняли. Пойдём на холм, чтобы Дорлиф разглядеть… дотемна.
