Иногда военнопленные обращали уязвимость в свою пользу. Голландец Ян Де Квант, лишившийся легкого из-за пулевого ранения при обороне Суматры, мастерски имитировал рык тигров. Как-то ночью Де Квант рычал изо всех сил, и японские и корейские охранники отреагировали на это так, как он и надеялся: в ужасе бежали в свой барак. Тогда Де Квант тайком пробрался на огороженную территорию охранников и украл у них цыпленка. Кражу свалили на «тигра».
Военнопленные почувствовали себя в какой-то мере отомщенными, когда тигр сожрал Свиное Рыло за пределами Шестого лагеря, куда в марте 1945 года Фрэнка с Джуди и большинство пленных из Пятого лагеря перевели на строительство моста. В день своей гибели кореец жестоко избил военнопленного Бена Снийдерса за кражу плодов манго. Свиное Рыло снова и снова бил Снийдерса по лицу, разбил ему в кровь голени. «Он бил меня, особо не разбираясь, куда попадал, – рассказывал Снийдерс Хенку Ховинге. – Я практически ничего не видел. Во рту было полно крови. Лицо и уши распухли и посинели». Ему помогли добраться до лагеря, где он потерял сознание.
На следующее утро Снийдерса приветствовали возбужденные крики товарищей-военнопленных. «Ночью в лагерь зашел тигр, – сказал один пленный. – И уволок одного из них. Он визжал как свинья». Кто из охранников стал добычей тигра, было неизвестно. Однако позднее появился новый кореец-охранник – маленький и едва ли достаточно взрослый для того, чтобы ходить с винтовкой. На обычной мешанине языков этот кореец поведал, что заменяет Свиное Рыло. Когда пленные спросили нового охранника, куда делся прежний, кореец согнул пальцы как когти, прыгнул вперед и зарычал. «Мы поняли, – сказал Снийдерс. – Тигр выбрал того, кого надо». Свиное Рыло избил своего последнего пленного.
Сказать, что тигры были главной проблемой для Джуди, трудно, поскольку голод брал верх над инстинктивным страхом. Но животная интуиция собаки должна была заставить ее почувствовать присутствие крупных кошачьих. Фрэнк, конечно, страшно беспокоился за Джуди. «Сильнее всего я тревожился о ее безопасности тогда, когда она уходила в джунгли, так как в густой растительности водились тигры. Суматранский тигр – крупный и молчаливый убийца, – рассказывал Фрэнк. – Хотя Джуди была умной и быстрой, она не могла сравниться с этим обитателем джунглей в его естественной среде обитания».
Слоны были не менее опасны. Самая памятная встреча Джуди со слоном произошла перед самым концом войны. Уже наступила ночь, когда Фрэнк услышал, что его пойнтер «завывает в зарослях». Фрэнк встал, чтобы выяснить, в чем дело, и увидел нечто удивительное. Джуди тащила самую большую кость из тех, какие он когда-либо видел, «кость размером с ее самое». Когда Джуди подняла голову и увидела Фрэнка, она бросила кость, безумно оскалилась и начала яростно копать землю, пытаясь спрятать добычу. Добычей оказалась кость ноги слона. Разлагающиеся останки животного были разбросаны по зарослям на расстоянии сотни метров.
Вскоре Джуди перестала копать и начала глодать слоновье бедро, которое было втрое больше ее самой. «Давай, девочка, наслаждайся», – пробормотал Фрэнк. После такой долгой голодовки огромная кость должна была быть для собаки такой же вкусной, как самое изысканное филе.
Хотя угрозы со стороны крупных млекопитающих и были предметом ночных кошмаров, бесконечное и постоянное наступление орд суматранских насекомых представляло собой намного худшую напасть. Москиты по-настоящему убивали (их самки разносили малярию), но люди довольно быстро перестали пытаться перебить их по отдельности – настолько много их было, настолько вездесущими оказались они. Приходилось довольствоваться лишь сомнительной защитой в виде москитных сеток вокруг мест для ночевки.
Кен Робсон вспоминал, что москиты кусали «больно и жестоко, и мы вскоре признали поражение и даже разговоры о жареной говядине или ягнятине или сочной курице не могли отвлечь нас от пикирующих москитов, которые вели бесконечные изматывающие, раздражающие – и безошибочные – атаки на людей». Да и сетки оказались палкой о двух концах – в огороженных сетками пространствах застаивался зловонный влажный воздух, и многие пленные предпочитали спать без сеток, предлагая себя «москитам» в качестве ночной поживы. Учитывая то, что почти у всех и так была малярия, чем еще могли навредить москиты?
Помимо москитов пленных терзали еще многие муки. Людей кусали ужасные муравьи всех цветов, в том числе муравьи-листорезы, которые обрушивались с потревоженной коры деревьев и награждали человека сотнями одновременных укусов. Мух было так много, что людям, которых по болезни или ранению назначали на легкую работу, даже устанавливали дневные нормы по их уничтожению. Трупные мухи откладывали яйца в язвы на конечностях людей, превращая пленных в живых призраков, которые вынашивали отвратительные личинки в своих телах. «К скорпионам стального цвета относились с большим почтением, как и к сороконожкам», – вспоминал Фицджеральд. Насекомые гнездились во всех уголках и закоулках бараков. Голландец А. Бруйнооге вспоминал нападение тараканов из джунглей. «Какой бы предмет вы ни подняли, оттуда выползали полчища насекомых. По ночам они обгрызали мозолистую кожу наших ног».
В некоторых отношениях еще хуже были микроскопические насекомые, пожиравшие кожу. Спальные помещения кишели вшами и клопами, которые сосали кровь из голов и ступней пленных. «Мы брили головы налысо, но вши так легко не сдавались, – писал Смит. – Мне не надо долго объяснять, куда они переселялись». Клещи разносили жуткое кожное заболевание, чесотку. Постоянное чесание и охлопывание тела доводили пленных до сумасшествия. Большую часть времени Джуди проводила, почесывая лапой уши или плечи в тщетной попытке облегчить непрестанный зуд.
Личинок находили не только в плошках риса военнопленных (многие люди, нуждавшиеся в протеине, съедали личинок), но и в каждом отхожем месте, где мириады этих существ разлагали фекалии и прямо под оправлявшимися людьми превращали их в густую грязь, от одного взгляда на которую выворачивало. Но в некоторых лагерях, где складывалось отчаянное положение, ели даже личинок из отхожих мест. Жидкую грязь часто поджигали, чтобы убить кормящихся ею личинок. Возникавший в результате этого дым страшно ел глаза тех, кто ходил в отхожее место. Смит вспоминал: «Обычным зрелищем стал вид десятка взрослых мужчин, которые выплакивали глаза в отхожих местах».
Личинок использовали для лечения язв. Личинок сажали на тряпку, которую привязывали к гноящейся ране. Они пожирали пораженный участок плоти, очищали его, и в состоянии больных наступало значительное улучшение.
Иногда среди всех этих мук обнаруживалось, что и в крайних страданиях люди проявляют врожденную человечность. «Бережное отношение к больным товарищам, почти без исключений, было поразительным, – писал Робсон. – Когда больной не мог есть, его пищу делили товарищи, а когда болели товарищи, бывший больной ел их пищу. Удивительно было видеть, как человек пытается насильно заставить есть больного товарища, хотя все тело ухаживающего за больным нуждалось в каждой капле пищи, которую он предлагал ему после тяжелого рабочего дня на строительстве железной дороги». Другой военнопленный заметил: «Чем сильнее голод ослаблял тело, тем крепче становились товарищеские узы».
