Каждый день Лавуазен прибавляла к своему списку все новые имена, делала все новые разоблачения. Казалось, этот источник никогда не иссякнет, и председательствующий на суде государственный советник Базен де Безон приходил в ужас от разверзнувшейся перед ним бездны преступлений. На сегодня для него, пожалуй, было довольно. Весь день Париж пронизывал резкий ветер, да еще с ледяным дождем, и у советника было единственное желание: поскорее прийти в свой уютный дом и сесть в удобное кресло возле камина. Хватит и того, что начальник королевской полиции Никола де Ларейни, с которым они обычно проводили заседания, сегодня отсутствовал.
Но Лавуазен, судя по всему, вовсе не была утомлена. Маленькая, плотная, на плебейский вкус довольно привлекательная, своей наглостью она могла отвратить кого угодно. Тяжелый взгляд, который она обращала на судей, словно хранил всю мерзость того, что ей довелось повидать, а покрасневший нос свидетельствовал, что она не была врагом бутылки.
И вдруг тишину, нарушаемую лишь скрипом секретарского пера по бумаге, прервал ее негромкий голос:
– Кстати, господин советник, а почему вы не расспрашиваете меня о смерти маркизы Дюпарк, актрисы из «Бургундского отеля», которая скончалась одиннадцать лет назад? Может, потому, что вы академик, как и господин Расин? Собратьям легче договориться?
Базен де Безон подскочил на месте, вперив в обвиняемую испуганный взгляд.
– Что все это значит? Насчет чего я, по-вашему, мог договориться с Жаном Расином?
– Насчет того, например, что он отравил маркизу, но… его не арестовали. А ведь в свое время смерть несчастной наделала много шума!
И правда, сейчас Базен припомнил: кончина известной актрисы, скоропостижная, необъяснимая, была тогда у всех на слуху. Ходили разные сплетни, тем более что покойная была любовницей Расина, а нрав у ее покровителя был далеко не легкий. В глубине души советник признавал, что в характере Расина было много странного, непредсказуемого и таинственного. Но ведь это не повод объявлять его убийцей! И Базен де Безон строго спросил:
– Если предположить, что ваше обвинение небеспочвенно, скажите, на чем конкретно оно основано? Вы сами снабдили его ядом? Расин входил в число ваших клиентов?
По лицу прорицательницы скользнула улыбка, в желтоватых глазах вспыхнули странные искорки.
– Нет, яда не давала, могу поклясться. Но я была знакомой маркизы Дюпарк и очень ее любила. Она мне доверяла… и вот ее больше нет! Уж коль вы копаетесь во всем этом грязном белье, почему бы заодно не заняться и делом маркизы? Прошло столько времени, а она до сих пор не отомщена. Слишком несправедливо, что она – единственная из пострадавших, чья смерть останется без возмездия. Я сказала, что ее отравил Расин, и настаиваю на этом! Делайте свою работу!
Видно было, что к этому она ничего не добавит. Смущенный настойчивостью женщины Базен де Безон прервал заседание. В одиночку он не мог принять решение, для продолжения стоило поговорить с Ларейни. Преступницу отвели обратно в камеру.
* * *
Начальник королевской полиции Ларейни к пятидесяти четырем годам навидался и наслушался всякого, так что больше ничему не удивлялся. Сделав парижскую полицию достойной этого имени, очистив столицу от всякого сброда, разделавшийся с «дворами чудес»
[100], всю жизнь посвятивший служению королю, этот человек никогда не полагался на волю случая, и особенно в том, что касалось отвратительного «дела о ядах», которое он намеревался довести до конца. Сведения, полученные от Базена де Безона, не слишком его взволновали, как и то, что Расину покровительствовал Людовик XIV, сделавший его придворным историографом, не говоря уже о том, что он был самым знаменитым драматургом своего времени. Поскольку его коллега не знал, как ему следовало поступить, Ларейни решил, что они еще раз выслушают Лавуазен вместе. Предсказательницу подвергли строжайшему допросу.
– По какой причине, по вашему мнению, Жан Расин мог отравить маркизу Дюпарк? – спросил начальник полиции.
– Из ревности! Есть кое-что, чего вы не знаете, господин начальник полиции: Расин женился на своей любовнице.
– Женился на маркизе? Расин? Бросьте! Об этом сразу стало бы известно!
– Да ведь и было известно кое-кому. Арманде Бежар – уж точно, Мольеру и госпоже Горла, матери маркизы, тоже. Расин всегда был ревнивцем. За два года до смерти маркизы он из ревности заставил ее перейти из театра Мольера в «Бургундский отель». По любому пустяку его охватывал страшный гнев. Уж кто-кто, а я знаю, мне довелось увидеть несколько бурных семейных ссор, но я никому о них не рассказывала из уважения к маркизе.
Каким уверенным тоном говорила эта несчастная, чьих преступлений было не счесть! Нахмурив брови, Ларейни сделал вид, что не замечает тревожных взглядов, которые бросал на него Базен де Безон, и продолжил:
– Наверное, маркиза вела себя легкомысленно, если заслужила такую ревность. С актрисами такое случается.
– Легкомысленно? Ничуть! Но у нее, правда, был страстный и очень упрямый воздыхатель: шевалье де Роган, тот, кто…
– … лишился головы в 1674-м за участие в заговоре против короля?
– Точно! Он был без ума от маркизы и даже хотел на ней жениться.
Базен де Безон не выдержал:
– Роган? Жениться на актрисе? На этот раз вы переборщили!
– Вовсе нет! У меня есть его письма к маркизе: она мне их доверила, чтобы муж не нашел. Захотите, дам вам прочесть.
– Почему она хотела сохранить письма? В память о прошлом?
– Не только. Честно сказать, по-моему, она продолжала с ним встречаться и после замужества. Вот почему академик так взбесился.
Начальник полиции усмехнулся:
– Послушайте, у вас слишком богатое воображение. Вы ненавидите Расина, ведь он закрыл для вас двери дома сразу после предполагаемой вами женитьбе на маркизе. И вы решили отомстить, ведь так?
Ничуть не возмутившись, Лавуазен пожала плечами.
– Ошибаетесь: я не ему мщу, а пытаюсь отомстить за бедную маркизу. Но если я лгу, будьте добры, господа судьи, ответить на следующие вопросы. Почему во время последней болезни маркизы господин Расин никого к ней не пускал: ни мать, ни даже ее старую служанку Нанетту, верную и преданную? Даже когда она была при смерти, мать не смогла в последний раз поцеловать дочь и узнала об ее кончине только после похорон.
– Откуда вам все это известно, раз вы не имели доступа к маркизе?
– От ее матери.
– Так вы же сказали, что госпожа Горла, чья репутация далеко не из лучших, не переступала порога дома маркизы.
– Да, но Флешуа, врач покойной, обо всем докладывал матери.
