Волошин уже готов был подать команду «В воду!», как Верзилов ахнул и взмахнул рукой на реку.
– Глядите, лейтенант!
Волошина развернуло само собой. То, что предстало перед его глазами, – поражало.
Вместе с глухим ужасающим шумом: раскат – не раскат, взрыв – не взрыв? – над поверхностью реки взметнулся высокий водный столб и обрушился вниз, а на его месте образовалась огромная воронка, куда начало засасывать со страшной силой все, что было на поверхности.
Волошин с Верзиловым вскочили разом на ноги, бросились к реке, но зрелище длилось недолго. Воронка побушевала, посвирепствовала и затихла, а на ее месте забегали, подгоняемые легким ветерком, прежние гребешки волн. И никакого продолжения. Будто не было ничего.
– Что это? – вытаращил глаза Верзилов.
– Сам не знаю.
– Но вы же видели? Взорвалось что-то под водой!
– Ты наговоришь! Подводная лодка получится.
– Раз воронка образовалась, значит было куда воде деться. Вон сколько втянуло!
– Неужели действительно подземелье?
Договорить им не удалось. Близ дубков, где в тенечке приятно отдыхалось, почудилось движение и шум. Пень замшелый, который между деревьями в траве едва виднелся, отвалился напрочь, и наружу из-под земли выполз мальчуган. Он нелепо, медвежонком задвигал было коленками, но застонал и в изнеможении ткнулся лицом в зеленую траву.
Из дневника Ковшова Д. П.
Теплоход отправлялся вечером, и, хотя времени оставалось предостаточно, Володька начал допекать меня с арбузами сразу после обеда.
– Давай поедем заранее, теплоход-то у пристани с утра дожидается, попросим капитана каюту открыть и сгрузим моих полосатых.
– А тебя Кравцов потом не турнет с ними? Петрович что сказал?
– Ну… – затоптался криминалист, косолапо переминаясь с ноги на ногу. – Бориса Васильевича Игорушкин на теплоход за час до отплытия доставить должен. А потом… Петрович сам и велел достать арбузов. Сувенир в дорогу.
– Он сколько просил?
Шаламов пожал плечами.
– Пары штук хватит, – определился я. – А ты машину заготовил на радостях. Всему теплоходу кормиться хватит до Москвы.
– Какая машина? Первые арбузы! Я десяток еле-еле достал. К знакомому аж в Лиман ездил!
– Тебя сколько просили?
– Пусть знают наше гостеприимство!
– А если Кравцову не понравится? Будем с тобой при народе назад таскать. Петрович тогда точно взъерепенится.
– Я бы у него сам спросил, но шеф с утра за городом.
– Зайди к Тешиеву.
– И Николая Трофимовича нет.
– Это ты за Федьку отмазаться хочешь? Боишься, припомнит?
Михалыч махнул рукой.
– Забыл он про манекен твой треклятый. Не переживай. Ты о другом подумай: перегрузишь теплоход арбузами и пойдет он на дно. Вот тогда – да!
– Чего переживать? – Шаламов почесал затылок. – Прошлого не вернуть, как первую любовь.
– Мы с тобой, Михалыч, по одному арбузу возьмем и подкатим с шиком. Интеллигентно и красиво!
– Тебе бы зубы скалить, – загрустил криминалист.
– А остальные вон Людмиле в УСО
[14] отдай, девчонкам на десерт.
Нашу перебранку прервал заглянувший в кабинет Колосухин и рассудил мудро: арбузы везти весь десяток, а на теплоход подняться с двумя, на месте все само собой решится.
– У начальства голова лучше варит, – съехидничал Шаламов.
– Она у них круглая, – согласился я.
* * *
Мы провожали Бориса Васильевича Кравцова. Уезжал он так же, как и приехал: по-английски, никого не оповещая из официальных лиц, поэтому, хотя всем и было известно, никто его не провожал, кроме своих. Мы с Шаламовым, конечно, тоже не рассчитывали: физиономиями не вышли, образно говоря, но пригласил за день Игорушкин и сообщил, что прокурор республики пожелал нас увидеть. Так как на базу отдыха уже некогда, придется подъехать на пристань.
– А по какому поводу? – вытянулось лицо у криминалиста.
– Вот чего не сказал, того не сказал.
– По делу о короне, так там все на мази! – заволновался Шаламов. – Легата и Дантиста арестовали и этапируют в город. Привезут – через неделю дело в суд пойдет.
– Подземелье забетонировали, – добавил я. – Надо отдать должное майору Серкову, он лихо справился с нашим поручением, Николай Петрович. Может, поставим вопрос перед генералом Марасевым о поощрении?
– На дне корона… – подосадовал Игорушкин. – Жаль. Такую драгоценность не смогли сберечь!
– Мальчишка, спасибо, спасся, – Шаламов улыбнулся. – Чудом выбраться успел.
– Вот именно, чудом. Это не наша заслуга. – Игорушкин покачал головой. – Вот где кладбище нашли себе кладоискатели столичные…
– Архиерея Илариона-то убирают из области, – вспомнил я. – Звонил мне отец Николай из епархии.
– Вот как! Не простил, значит, патриарх ему смерти посыльного… Не простил монаха Ефимия… – Игорушкин задумался. – Если так рассуждать, нас всех Борису Васильевичу гнать следует.
– А нас-то за что? – опешил Шаламов. – Дети целы. А тех, кто утоп под землей, не жаль.
– Дело-то без убийц в суд направлять будешь? – нахмурился Игорушкин. – Еще неизвестно, как оно там пройдет. А главное – корону не сберегли!
– Да ее и не видел никто, Николай Петрович, – вставил я тихо, – была ли она вообще?
– Была, – не согласился Шаламов. – Я литературку-то за это время почитал. Про Мнишек, ее похождения с Дмитриями и атаманом Заруцким. Венчали ее с Лжедмитрием Первым. И в Троицком соборе Марина действительно укрывалась с малолетним дитем. Значит, корона была. У Костомарова
[15] так прямо и написано. Я к делу выписку приложил из его исторического фолианта.
– Ну если выписку приложил, тогда конечно.
– Николай Петрович, – уже у дверей, на выходе спросил Шаламов. – А нельзя на пристань жен взять? Вроде как проводить? Время-то нерабочее?
Я толкнул криминалиста – ты чего?
– А почему нельзя? Можно, – хмыкнул Игорушкин. – Даже веселей будет. Женщины, они обстановку на приемах разбавляют.
Когда я уже совсем закрывал дверь, Игорушкин меня окликнул:
– На минутку останься, Данила Павлович.
Я возвратился к столу.
