– Это что же?
– Он сам почти месяц молчал, пока не ограбили его знакомого Багритова.
– Наума?
– Заместителя управляющего трестом.
– А чего ж тот?
– И Багритов милицию не вызывал.
– Да что же они!
– Поэтому и бесчинствовали воры!
– Но почему не заявляли?
– Теперь говорят, что запуганы были бандитами.
– Ну чего же бояться? Раз обчистили уже!
– Это у них спрашивали.
– И чего?
– Глазами хлопают. А банда, благодаря их бездействию, – зло засверкал глазами генерал, – бесчинствует до сих пор. За два месяца «санитары» смогли совершить несколько ограблений.
Боронин уперся в Максинова своим холодящим, известным многим взглядом.
– Четыре разбойных нападения, считая последнее, Леонид Александрович, – стушевался генерал. – Без жертв. Но забрали почти все. Жена Шпильмана особенно причитала по бриллиантовому колье. У Багритовых дочек сняли с ушей миллионные серьги…
– Неужели бывают?
Генерал только кивнул головой.
– Марасисяны свои драгоценности в сейфе прятали. Самвел у себя в спальне в стену замуровал. Думал, навечно схоронил. Выдрали вместе со стеной, только дыру оставили.
– А чего же?
– Он ключ не выдал. Сказал, в банке хранит. Ну они ему утюг на живот.
– Это ж надо подумать?
– Да. В больнице отлеживался Самвел. А ключ-то в доме был.
– Был все-таки?
– Так они выдрали сейф и целиком увезли с собой.
– Ты мне скажи!
– О последнем нападении вам Моисеич рассказывал, наверное?
– Ты мне скажи?..
– Последнее самым тяжким оказалось. Не надо было Инессе Самуиловне так себя вести. С бандитами не проходят такие номера. Ей бы тихо, а она на балкон, крик подняла. Боюсь, одним сотрясением мозга не кончится. В реанимации сейчас. Я только что оттуда. Врачи успокоили – в себя скоро прийти должна.
– Ну смотри, Евгений Александрович! – Боронин едва дослушал генерала. – Ты знаешь, как я!.. Как мне!.. Инесса Самуиловна, кстати, правильно себя вела. По-твоему, совсем ни слова не скажи твоим бандюганам?
– Леонид Александрович, – смешался генерал, – почему же мое мнение?..
– Ты знаешь!
– Это хорошо, что только этим обошлось и сам Лео Георгиевич не ввязался. А то бы…
– Ну? Чего замолчал? Договаривай!
– Застрелить могли…
– У них что же? И оружие при себе?
– Было, – кивнул генерал подавленно.
– Это не тот ли милицейский пистолет гуляет? – Боронин налился краской. – Новогодний! Который ты потерял!
– Леонид Александрович!
– Ты не смущайся. Не открещивайся. Твой пистолет. Милицейский, у милиционера твоего отобрали, значит, твой.
– Да кто же его знает? Лео говорит, что грозили. А чей он, кто его знает?
– Твой, твой. Сам успокаивал меня тогда, зимой, когда на милиционера они напали, что другое оружие у них не гуляет.
Максинов, бледнея, молчал.
– Вот, Евгений Александрович, докатились. Людей у нас с тобой с Нового года какая-то банда в страхе держит, а мы все ползаем на карачках, следы отыскиваем.
– Леонид Александрович…
– Молчи! Ты меня знаешь, я терпелив, но всему приходит конец.
– Леонид Александрович…
– Сказано – молчи! Сколько же нам еще трястись?
– Все силы брошены.
– Сколько, я спрашиваю? Только подумай, прежде чем ответишь.
– Леонид Александрович…
– Значит, чуть поумней попадаются бандюганы и тебе не по зубам?
– Хорошо организованная банда. Чувствуется, что руководит умный рецидивист.
– Это тебе, конечно, не хулиганье с улиц подбирать.
– Не уличный преступник. Качественный скачок совершили уголовники, вы верно подметили.
– Я-то подметил. А вот ты, генерал, не готов оказался. А у тебя качество уже переросло в количество.
– Если бы заявления поступали сразу! А то ведь сколько утрачено! По первым преступлениям никаких следов. Одни слова.
– И тысячи рублей похищены.
– К миллиону тянут.
– Откуда же деньги такие?
– Фамильные драгоценности. У евреев, армян традиции не наши.
– Вот тебе и след, как ты говоришь. Твой противник действует в среде людей богатых, которые боятся заявлять официально о своем богатстве. Куда ж ты смотришь? Или не знаешь, у кого что имеется? Так меня спроси! Я скажу!
– Эта версия отрабатывается, – закивал генерал. – Мы уже отслеживаем определенную группу людей. Приставил я кое к кому своих.
– Смотри, чтобы мне не жаловались. А то до смерти напугаешь! Топтунами-то своими.
– Комар носа не подточит, – посуровел генерал. – Одно плохо. С запозданием бьем. Весь автомобильный парк перевернули. Угоняли они санитарные машины накануне разбойных нападений или номера меняли на фальшивые?.. Если, конечно, сам шофер не участник…
– Это уж сам думай. Да не у меня в кабинете.
– Меры принимаем.
– Так сколько тебе? – Боронин никогда и ни о чем не забывал, поэтому его боялись, он знал об этом.
– Если раньше нас не вылезут опять с очередным… эпизодом, за месяц, товарищ первый секретарь обкома партии, выскребу со дна! – Максинов вскочил на ноги, вытянулся по форме, он тоже почуял недоброе в неподвижном холодном взгляде Боронина.
– Потерплю, – помедлив, не приглашая сесть, сказал тот. – Но ни дня больше!
– Разрешите исполнять?
– Докладывай ежедневно, – так же, без выражения, первый секретарь поизучал его, замораживая хмурыми глазами.
Тягостное молчание повисло в кабинете.
– Сколько уж мы с тобой? – вдруг спросил Боронин.
– Долго, – смутившись и потеряв себя, ответил Максинов. – Сразу не сосчитать.
– Во-от… Много уже.
И генерал перестал его интересовать. Боронин и не кивнул ему на прощанье, к трубке телефона рукой прикоснулся, вроде позвонить понадобилось, – тот сам понял, что делать.
А первый секретарь поспешил в район. Полдня было потеряно на всякую дребедень, а с час предстояло на одну только дорогу до совхоза…
* * *
Машина неслась, гладко скользя, будто не касаясь земли колесами. Под шелест шин легко думалось.
По правде сказать самому себе, ехать Боронину вообще не хотелось. Никуда. Сидел бы сейчас в кабинете… Надо же когда-то взять тайм-аут в этой жизненной гонке-спешке! Лошадям? и тем отдохнуть дают, а ему?.. Поговоришь на партийных ассамблеях с другими коллегами по областям, краям – те не забывают Кисловодск, Сочи, Гагры, а он? Чем хуже? Кто не пускает? Сам себе хозяин! Это они так считают… Окружающие… Кто рядом, и особенно молодые. Те современные взгляды на все имеют. И он замечает, посмеиваются над ним. Чудачеством называют…
