– И искать не надо. Не будет его скоро.
– Как так?
– Не будет, и все. Нет его в райотделе.
– Он же звонил?
– Я же сказал – врал.
– Как это – врал? Он – следователь! Офицер! Сегодня его дежурство, в конце концов…
– А вы что же, Екатерина Михайловна, ничего не знаете?
– Что я должна знать?
– Он не простую зазнобу себе отхватил. К дочке прокурора области ключик подобрал. За ней ухлестывает.
– Что?
– Не знали?
– Вранье все это.
– Он обнаглел там, в управе-то. Его прикрывали, прикрывали и нашли выход. К нам в район следователем. С глаз долой и вроде на самостоятельную работу.
– А я смотрю – он в следствии ни бум-бум.
– Прозрели поздновато…
– Да нет. Кто-то мне… что-то…
– Высшее образование имеет. Юридическое.
– Это известно.
– И будущий зять большого человека.
– Ты скажешь! Какой он зять? Брехня все!
– Знаете, где он сейчас?
– Я же говорю… фотографии…
– В институте у Майи Николаевны Игорушкиной, – медленно? со значением произнес следователь Косаревский. – Помогает ей ставить пьесу Николая Васильевича Гоголя с иностранными студентами. У него знания проснулись. В области аглицкого языка.
– Что?
– Если совсем верить – он уже не помогает. Он уже там у них главный режиссер. Ректор кланяется ему за версту. Кстати, «Ревизора» с неграми ставит он к Новому году. Не удивляйтесь, если позовет нас на премьеру. А там и на свою свадьбу с прокурорской дочкой.
– Что вы говорите, Андрюша!..
– Не хотел. Просил он меня молчать до времени, – Косаревский развалился на стуле. – Я и сам не верил. Думал, очередная трепотня. Вы же его знаете…
В кабинете повисла пауза.
– Да ну вас всех! – Панова нервно всколыхнулась. – Брехня сплошная! Вздор!
Косаревский степенно поднялся, прошелся по кабинету, даже руки за спину заложил. Но молчал. Не сказал больше ни слова.
– А кто же у меня на происшествие поедет? – вдруг всплеснула Панова руками. – Два трупа у нас! Старушку с внучком убили…
– Я не знаю теперь.
– Ну вот что! – Панова пришла в себя от всех впечатлений. – Не поспеет Свердлин – вы поедете на место происшествия!
– Чего?
– За своего дружка Отечеству послужите.
– Я свое отдежурил! Сутки оттрубил вчера.
– Ничего с вами не случится, Андрей Иванович. На убийство выехала прокуратура. Мы уже опоздали. Кузенев Геннадий Кузьмич уже там, наверное, со своими.
– Я на убийство никогда не выезжал, – запротестовал следователь. – Это не наши дела. Я не знаю, что там делать.
– А вам и знать ничего не надо. На подхвате будете. В осмотре места происшествия поможете. В опросе соседей. Так, если хотите, – по мелочам.
– Какие мелочи? Сами сказали – два трупа!
– Справитесь! – жестко осекла следователя Панова.
Дверь кабинета приоткрылась. Голова в милицейской фуражке, просунувшись, запричитала:
– Екатерина Михайловна, начальник уезжает! Поедет кто от вас?
– А-а-а! Черт вас всех подери! – выругалась Панова и, схватив заготовленную папку с бумагами, побежала сама на выход.
* * *
Когда она утром пришла на работу, в кабинете были оба.
– Здесь, голубчики, – не здороваясь, Панова демонстрировала отчуждение и власть.
– Здравствуйте! – вытянулись, как по команде, и подскочили со стульев.
– Екатерина Михайловна, – лишь она присела, подошел Свердлин, – мне хотелось бы объясниться по вчерашнему инциденту.
– Вы прямо как на приеме у лорда, – съязвила Панова сердито. – Пожалуйста. Объясняйтесь.
– Мне хотелось бы наедине.
– Это почему же? – она хмыкнула. – Наше отделение – одна семья. У меня тайн нет от подчиненных.
– Дело, так сказать, деликатного свойства, – замялся он.
– Да будет вам, Владимир Кузьмич! – оборвала она его. – У меня на службе все вопросы деликатные. Объясняйтесь. Я за вас сама начну, – Панова даже разрумянилась от негодования. – Вчерашний рабочий день прогулял, соврав начальнику следственного отделения майору Пановой… Так?
– В какой-то мере… За исключением последнего, – напрягся Свердлин.
– Предложите свою версию, – отвернулась она и полезла в сейф за бумагами. – Только добавьте, что при этом сорвали все выезды на происшествия.
– На одно. И то не наше…
– Ах, вас уже просветили? – Панова метнула гневный взгляд на сжавшегося Косаревского. – Нашлись защитнички! А вчера совсем другое говорили.
– Екатерина Михайловна, милочка, – заканючил Свердлин.
– Я вам не милочка! – крикнула она.
– Екатерина Михайловна, я уже ему устроил взбучку, – бросился к ней и Косаревский. – Разгильдяй, что там говорить.
– А вы помолчите, – она кипела, как масло на сковородке. – С вас я тоже спрошу! Разболтались! Не сыщики, а братство лентяев.
– Екатерина Михайловна! – Косаревский упал на свой стул, поднял руки вверх. – Я взываю только к объективности.
– Ах! Я к вам еще и пристрастна? – возмутилась она. – Сколько дел вы окончили оба за прошлый месяц?
– Ну…
– Молчите?
– Сплошные вызовы…
– А в этом месяце в суд что-нибудь пошло?
– Меня «санитары» треклятые одолели! – взмолился Косаревский. – Вы от Свердлина мне это дело передали, а там конь не валялся. Потерпевшие хуже арестантов! По повесткам не являются, свидетелей тоже не найти.
– При чем здесь «санитары»! Там опера пусть бегают, Фомкина заставьте работать. Я еще займусь с вами этим! Других дел нет?
– Не успеваю.
– Лентяй вы, Андрей Иванович! Так и признались бы. А вы, уважаемый? – Панова уперлась гневным взором в Свердлина. – Я не нахожу слов!
– А что я?
– Как! – Панова даже задохнулась от гнева. – И вы еще смеете!..
– Не кричите на меня!
– Поглядите на него! Нет! Вы на него поглядите! – Панова, не найдя никого в добровольные свидетели, хотя и обернулась вокруг себя в запале, вопрошала Косаревского. – Два месяца болтается невесть где! Дел не заканчивает! На происшествие ехать – его нет! И лжет к тому же!
– Моя ложь святая.
– Чего? Вы это слышали?
– Вам не понять.
