– Не таких видали…
Максинов держал паузу, глядел в зал, не мешал обмену мнениями.
– Ну, наговорились? – он повернулся к Курасову. – Дела о «санитарах» поручаю вам. Соберите их из райотделов. Объедините. Сколько времени надо, чтобы представили мне конкретные предложения по раскрытию преступлений?
Третья ночь
Левик Гольдберман проснулся, как от толчка. В комнате рядом с ним кто-то был!
Свет горел, как оставил с вечера, но поднимать голову или шевелиться он боялся. Его тело и разум сковали страх, и моментально пробил озноб; он чуял нутром, что на этот раз не ошибся – в комнате, где, забывшись одетым и уронив голову на стол, он уснул накануне, находился кто-то еще.
Левик немел, затекали спина и руки, он боялся свалиться со стула, но больше всего страшился повернуться и прямо-таки ужасался обнаружить незваного гостя.
В шею ткнулось острие, и боль пронзила огнем. Левик вскрикнул, схватился рукой и обмер – пальцы сжали лезвие клинка.
– Не дергайся, Жучок! Без башки оставлю! – раздался хриплый свистящий шепот над его ухом. – Убери руку!
Левик взвизгнул, не владея собой. Сильный удар по голове спас его от обморока, но свалил со стула, и он покатился по полу, замер, лишь прибившись к дивану.
– Не скули, убью! – незнакомец замахнулся ножом. – Ответишь, что спрошу, – жить будешь.
Левик, повизгивая дворовой собачонкой, спрятал на груди окровавленную руку.
– Я ж тебя не трогал еще, – сплюнул и хмыкнул почти дружески чужак. – Что скулишь-то?
Левик вжался спиной в диван, дальше было некуда.
– Бить буду – сдохнешь.
Левик смолк, но начал икать и тут же получил кулаком по зубам.
– Заткни пасть!
Левик зажал рот обеими руками, но совладать с собой не смог.
– Цыц! – замахнулся опять на него незнакомец, но бить не стал: и физиономию, и руки Левика заливала кровь.
– Водка есть?
Левик кивнул на холодильник.
– У, буржуй! – открыв дверцу и увидев заваленные продуктами полки, сплюнул чужак и начал выгребать на стол водку, коньяк, минеральную воду, бутерброды, приготовленные с вечера к завтраку. – Народ с воды на хлеб перебивается, а у него жратва гниет!
Он вытащил на стол кружок колбасы и вытаращил глаза, доставая со дна холодильника стеклянную банку с черной икрой.
– Хорошо живешь, гад! И шпаклевкой не брезгуешь! – бандит ощерился, как зверек, с рыжей шевелюрой он напоминал гадкого хорька.
Левик только шмыгнул носом.
– Прими! – выпив сам стоя, чужак плеснул водку в другой стакан и протянул Левику.
Левик замотал головой.
– Башку разобью, – сказал почти миролюбиво бандит.
Левик молчал, не поднимая головы, но взвыл, согнулся от жестокого удара стаканом. Стакан разбился. Левик свернулся в комок, обхватив голову от нестерпимой боли, завыл. Незнакомец отбросил остатки стакана, утерся поврежденной рукой, долго стоял, пошатываясь и помахивая пальцами, с которых капала кровь, но очухался, налил Левику новый стакан водки до краев, протянул.
– Больше просить не буду. Пей, гад!
Икая, дергаясь, скуля, Левик схватил стакан, с трудом открыл рот и затолкал содержимое в себя, обливаясь водкой.
– А не хотел, – проследил за ним незнакомец, пододвинул стул, уселся удобнее, покачался на ножках, будто проверяя опору, огляделся.
Левик не подавал голоса, икал, жался к дивану, как щенок, зализывал раны, тихо поскуливая.
– Узнаешь меня? – спросил незнакомец, впившись взглядом в Гольдбермана.
Левик не поднимал головы.
– Подыми рожу, Жучок. Я повторять не люблю! – он налил еще полстакана водки и сунул Левику. – Прими мировую.
Левик всхлипнул, взял стакан, поднял глаза. Выпил, уже не давясь.
– Узнаешь? – бандит ощерился, сверкнув рандолевой фиксой.
Что-то знакомое мелькнуло в его лице, в прищуре глаз, в ухмылке, зуб этот желтый морду не украшал.
– Чего молчишь?
Левик покачал головой.
– Врешь, гад! По глазам вижу – узнал!
Левик сжался, закрыл голову, ожидая удара, он вспомнил, где видел этого человека. Два дня назад наткнулся на него тот у магазина.
– Ты, Жучок, в молчанку со мной не играй, – чужак налил еще полстакана. – Бить не буду. Обещаю. А пока прими штрафную. За вранье.
Левик вцепился в стакан, но его замутило.
– Блеванешь, – хмыкнул незнакомец, – лизать с пола заставлю.
Левик, давясь, выпил.
– Где прячешь цацки, которые тебе сдали? – вдруг совсем трезвым голосом спросил чужак.
Левик задохнулся и отпрянул, чуть стакан не выронил. Незнакомец хмыкнул, довольный собой, остаток бутерброда протянул ему со стола.
– Закуси.
Левик едва сдерживал рвоту, он за всю свою жизнь не выпил столько, сколько пришлось в эту ночь, рот был соленым от крови, которую он, не успевая сглатывать, выплевывал с остатками передних зубов. К тому же он умирал от страха.
– Чего трясешься-то? – издевался незнакомец. – Говорить можешь?
Левик уронил голову на грудь, заплакал.
– Мне крест нужен. С камешками. У тебя? – нагнулся к нему бандит.
Левик плакал навзрыд, не утирая лица; измордованный мальчишка, а не взрослый, трясся всем телом.
– У тебя. Я знаю. Покажи, где?
Левик покачал головой, что-то попытался прошептать, но не смог разбитыми губами.
– Чего? Не слышу?
– Нету.
– Как нет? – чужак поморщился, отстранился, оглядел жертву, как будто увидел впервые, даже головой покачал в недоумении. – Ну-ка, дай сюда ремень.
Он лениво нагнулся опять к лежащему, неторопливо расстегнул ему брючный ремень, ухватился за пряжку и выдернул ремень так, что Левик, взвизгнув, крутанулся веретеном. Завладев ремнем и проверив его на прочность в вытянутых руках, бандит сосредоточенно сделал петлю, полюбовался на нее, поцокал языком, на себе примерил и вдруг, схватив Левика одной рукой, другой накинул ему петлю на шею. Левик вскрикнул от ужаса, дернулся, пытаясь вырваться, но петля затянулась, и он захрипел, задыхаясь.
– Покажешь? – приблизил к нему свое лицо чужак. – Крестик где? С цепочкой. Я же остального не прошу.
Левик забарахтался, замотал головой, заморгал глазами, мыча что-то невразумительное.
– Ну вот. Сразу бы так, – похлопал его по щеке незнакомец, ослабил петлю, встал и, как собаку на поводке, потащил Левика за собой по комнате. – Веди! Где прячешь?
