– Не знаю. Брешут всякое.
– Лечат. Только собак надо жрать. Пожирней, – и он хохотнул зло. – Но я собак не любитель. Я по другой части.
Он перевел дух и опять потянулся к Дубку.
– На людях величай Сергеем Николаевичем. И шкетам скажи.
– А дело?
– А дел никаких. Сплошное лечение.
– Это как?
– А вот так, – откинулся совсем на кучу песка Серега. – Сомлел я тут совсем.
Он быстренько начал стаскивать с себя рубашку, но та не поддавалась, надо было подняться, освободиться от штанов.
– Ну-ка, братва, помогай! – глянул Серега на Пашкиных дружков, и те бросились наперегонки подымать под руки тощего с кучи песка, мигом сняли ему рубашку и застыли, ожидая дальнейших распоряжений.
– Развесьте вон там, – кивнул гость на ближайшие кусты и натянул кепчонку на голову, а очки на нос, закрыв пол-лица. – Пущай просохнет. Да найдите какую-нибудь посуду спину мне поливать водицей. Взопрел весь.
Дружки рванулись к речке. Когда они отдалились, Серега лениво огляделся и глаза закрыл, успокоившись на солнце, засопел, вроде засыпая, но длилось это недолго. Спать ему явно расхотелось, он снова уставился на речку, словно впервые увидев ее и весь остров, пока не остановил взгляд на купающихся поодаль двух юнцов, явно не из Пашкиной компании. Один, ловкий и крепкий, стоял по пояс в воде, а второй раз за разом взбирался ему на широкие плечи и головой прыгал в воду. Получалось у них это впечатлительно еще и потому, что прыгун успевал крутануть красивое сальто. Эти-то трюки как раз и привлекли, по-видимому, внимание гостя, как, впрочем, и многих пацанов из Пашкиной компании, бросившихся к воде и окруживших прыгунов.
– Твои? – кивнул в их сторону гость.
– Не. Попцы.
– Чего?
– Ну, не совсем. Дразнят их так. Братья Мунехины, Донат и Игнашка.
– Во! Действительно поповское отродье! Имена-то какие!
– Это отец у них при церкви. И еще дворником.
– Дворником? Поп?
– Что-то делает там. Старосте помогает, а сам работает дворником. Недалеко от меня живут. Наши. Косинские.
– Косинские?
– Но они с нами не якшаются. Их отец порет, если увидит.
– Бугаев таких! Как он справляется?
– Послушные. Мисюрь им только крикнет, враз как миленькие бегут.
– Мисюрь? Что за имя? Еврей, что ли?
– А кто их знает. Давно живут. Вроде наши. Матери нет. Умерла.
– Еврейское имя.
– Евреи, татары, персюки. У нас, знаешь, сколько этого народа. Вон пацан, гляди! Среди моих. Черный, как эфиоп.
– Ну?
– Персюк. А кто знает? Тимуром звать. Летом мы все здесь черные. От загара.
– Нет. Это не дело. Евреев надо гнать.
– А че?
– Жиды же! Не понимаешь?
– Ну и че?
– Дурило! Гоните их в шею!
– Да ладно, брось. Чего ты взялся? Пацаны как пацаны. Простые. Крестятся только. И в драки не лезут.
– Жиды проклятые! Вонючки! Что про мать-то?
– Умерла давно. Задохнулась.
– Как это задохнулась? Притопла?
– Грудь чем-то придавило. Засыпало ее вроде.
– А звали ее как?
– Да откуда мне знать!
– Ты же сам сказал, что рядом живете.
– Ну и чего?
– Узнай все.
– Чего это?
– Узнай, говорю! Я повторять не люблю! А жидов гоните взашей. Меня уже тошнит от их вида.
– Нормальные пацаны…
– Брось!
– И живут мирно…
– Считай, это второе мое поручение! – отрезал Серега и дернул подбородком. – Еще делами интересуешься?
– Ну?
– Собирай своих и набейте морды этим жидам.
– А это зачем?
– Собирай дружков. Орава у тебя вон какая!
– Не сладят они с Донатом…
– Чего?
– Он один всю эту мелюзгу разгонит.
– Крепок бугай?
– Боятся его. Костыль, и тот не задевает.
– Сам иди!
Пашка отвернулся, опустил голову.
– А еще кто там? – сменив тему, ткнул рукой в сторону братьев Серега. – Что за кукла?
Пашка повернулся. К резвившимся в воде Мунехиным с городского берега реки подплывала девушка, стремительно, по-мальчишечьи подгребая. Коснувшись дна, пловчиха встала на ноги, поднялась по пояс.
– Злата! – заулыбался Пашка. – Она всегда с ними.
– Сестра?
– Соседка их. Всегда втроем.
– Тоже жидовка?
– Дались тебе эти жиды! Откуда мне знать? Рядом живут.
– Нет. Не еврейка, – засомневался тем временем Серега. – Волос белый. Блондинка. И лицо наше, русское.
– У Златки мать тоже в церкви обитает, – Пашка не сводил с девушки восторженных глаз. – Вот они и водятся вместе.
– Водятся – заводятся, – передразнил его Серега. – Глаза у нее какие?
– Чего?
– Какого цвета глаза, спрашиваю?
– А мне откуда знать? – раскрыл рот Пашка. – Кажись, голубые?
– Если голубые, значит, наша.
– Как это наша?
– Русская, – сплюнул Серега от досады. – Слушай, Дубок, теперь я догадываюсь, почему тебе кликуху такую дали.
– Чего?
– Проехали! – опять дернулся, покраснев лицом, Серега. – Ну? Соберешь свою кодлу на жидов?
– Да они вон, уплывают, – Пашка ткнул рукой в сторону братьев.
Действительно, после короткого разговора с девушкой братья бросились в воду и заторопились на другую сторону речки; белоголовая, не уступая, поспешила за ними.
– Отец, видать, кличет, – проводил их взглядом Пашка. – Ишь, Златку прислал.
– Отец, говоришь?
– Так просто их не сманить.
– Ты вот что, Дубок…
– Ну?
– Мне срочно лодку надо! На тот берег.
– Где ж ее найти!
– Срочно! – исказилось в злобе лицо Сереги. – И ты со мной поедешь!
Чудеса, тайны и ужасы
Нет, все-таки чудно устроен мир! И по каким правилам и понятиям вертится колесо судьбы, не известно никому. Даже неоспоримому специалисту в области догадок и интуиции, а по-научному дедуктивного метода, прокурору-криминалисту Владимиру Шаламову, который сейчас нещадно ломал голову, шагая рядом с Ковшовым.
