Станислав поднялся на ноги, пошарил свободной рукой по стене, нащупал выключатель и щелкнул им. Зажженная люстра озарила половину холла. Ксенофонтова нигде не было видно. Крячко осторожно двинулся вперед, готовый в любой момент оказать неприятелю достойное сопротивление. Указательный палец надежно покоился на спусковом крючке.
Вдруг он заметил полуоткрытую дверь, а за ней уходившую вниз гранитную лестницу. Хозяин особняка предпочел скрыться, видимо, в подвальном помещении.
Станислав быстро прошел к входной двери и отомкнул замок, впуская напарника.
– Живой? – Гуров стремительно переступил порог. – Не ранен?
– Я? Или он?
– Ты.
– Со мной все в порядке. Но спасибо за заботу. – Крячко пистолетом указал на лестницу, ведущую в подвал: – Сукин сын там. И он тоже пока цел. Но я намерен исправить это вопиющее нарушение.
– Ксенофонтов нужен нам живым, – покачал головой Гуров.
– Вечно ты против меня, – буркнул Крячко.
Сыщики двинулись к наполовину распахнутой двери. Гуров шел первым, Крячко за ним.
– Роман Борисович!
Они полностью пересекли холл, когда снизу донеслось сначала монотонное гудение какого-то механизма, а затем почти сразу же стрекот мотоциклетного двигателя. Сыщики быстро переглянулись.
– Вот черт!
Крячко рванул к лестнице, шагнул на верхнюю ступень, пригнулся и, не целясь, дважды спустил курок. Он стрелял наугад, не видя противника. Скорее для острастки, нежели на поражение. Гуров не стал следовать его примеру. Он устремился в противоположную сторону, за считаные секунды пересек холл и, миновав входную дверь, выскочил на крыльцо.
Мотоцикл с одной горящей фарой, словно глаз циклопа, уже вырвался из гаража и оказался на подъездной дорожке. Ксенофонтов сидел в седле, низко пригнув голову. На мгновение его мотоцикл остановился, и вечернюю пригородную тишину взрезали четыре стремительных одиночных выстрела. В ответ прозвучало четыре громких хлопка, после чего мотоцикл резво сорвался с места и помчался прочь. К тому моменту, когда Гуров оказался возле своей машины, свет одинокой фары ушел влево и заскользил по трассе в направлении города.
Лев опустился на корточки, и его охватило чувство ярости, смешанной с отчаянием. Покрышки обоих передних колес его автомобиля оказались пробитыми. Крячко, тяжело дыша, нагнал напарника.
– За ним! – выпалил он. – Успеем!
– Уже нет, Стас. Этот гаденыш лишил нас средства передвижения. Прострелил два колеса. И что за день такой…
– Есть еще его машина, – напомнил Крячко, – на которой он приехал.
– Он выстрелил четыре раза. У нас пробито два колеса, еще два, полагаю, он пробил и в своей тачке, – покачал головой Гуров. – Но если хочешь, можешь проверить.
Станислав скрылся в темноте, а он, устало привалившись к раскрытой дверце автомобиля, достал из кармана мобильник.
– Ты прав, – вернувшись через секунду, негромко произнес Крячко. – Вот ублюдок! Но главное: четыре выстрела – четыре попадания. Практически в темноте. Без подготовки…
Даже я бы так не смог. Снайпер?
Гуров не ответил.
Полковник долго и сосредоточенно изучал каждую бумагу из предоставленной Коневым папки, отправлял в стопку по левую руку от себя и брался за следующую. Разрозненная на первый взгляд картинка в отношении девяти жертв определенно складывалась в единое целое. Как два года назад Альберт Мартынов, так и сейчас неизвестный пока снайпер не действовали хаотично. Жертвы для них тщательно подбирались. Вся предварительная информация, полученная из уст свидетелей, полностью подтверждалась…
Игорь Данцевич, за время своей карьеры сменивший не один клуб второго дивизиона, «стучал» на товарищей. «Стучал» открыто, бессовестно, беспринципно. Многие карьеры начинающих футболистов после его доносов оказались безжалостно разрушенными. Но при этом Данцевич был далеко не самым отъявленным негодяем в списке девяти жертв. Хотя именно он этот список и открывал. Гуров логично предположил, что на убийстве Данцевича Мартынов проходил своего рода проверку…
Следующей жертвой стал Глен Ботикайнер, футбольный агент, прибывший в Россию из Англии и занимавшийся здесь тем же, чем промышлял агент Мартынова и Гришаева, то есть попросту кидал простачков на деньги, обещая им выгодные контракты, а в итоге оставляя перспективную российскую молодежь без денег, без жилья, без будущего… Наносил ли он своими действиями вред российскому спорту в целом? Определенно наносил. За что и был подвергнут своеобразной казни…
Через неделю после Ботикайнера был убит Тимур Зарутдинов, чиновник из РФС, обвиняемый в пособничестве договорных матчей. Его вина была почти доказана, но потом свидетели испарились, как по мановению волшебной палочки. Зарудтинов избежал наказания. И с его убийством Гурову тоже все было понятно…
Следующая жертва – Магомед Гутуев, боксер. Коневу удалось собрать на этого человека куда больше информации, чем фигурировало в том обвинительном деле. На ринге под него много кто «ложился». Но там все сходило с рук, хотя дела и были шиты белыми нитками. А вот двое последних соперников сильно пострадали. Инвалид на всю жизнь и… труп. Гутуеву грозил большой срок, но он его не получил. Вообще никакого срока не получил. Сначала сменили судью, а затем заставили и свидетелей отказаться от показаний. Мотив Мартынова, как исполнителя чьего-то заказа, – налицо…
Гуров отложил бумаги и устало потер глаза. Он даже не пытался скрывать своего мрачного расположения духа. Конев, расположившийся за рабочим столом Крячко, в отсутствие последнего, шумно потягивал чай из граненого стакана. Его взгляд встретился с хмурым взглядом полковника.
– Хотите чаю? – живо предложил лейтенант.
– Не откажусь. У меня от этих бумажек уже в глазах рябит.
– Вы все прочитали?
Конев вышел из-за стола и включил электрический чайник. Приготовил чистый стакан и заранее бросил в него три ложки сахара, зная о предпочтениях Гурова.
– Еще нет. Но там, полагаю, все то же самое? – Лев откинулся на спинку стула и сцепил пальцы на затылке. – Наша версия подтверждается? Мы на верном пути?
– Так точно, товарищ полковник. У меня лично не осталось уже никаких сомнений. Все убитые были нечисты на руку. Договорные матчи, подделка документов, допинг-скандалы, педофилия, откровенное «кидалово» и так далее… И все они отмазались. Вы уж простите меня за этот сленг… Просто не нахожу других слов.
Чайник вскипел, и лейтенант наполнил стакан кипятком. Опустил в него пакетик с заваркой. Гуров равнодушно следил за его движениями.
– А потом на этих людей выходила… «Лига справедливости», как вы ее обозвали, товарищ полковник, и вершила собственное правосудие… – Конев слегка замялся. Поставил стакан с чаем перед Гуровым, но отходить от стола полковника не торопился. – В общую картину не вписывается только одно-единственное убийство. Вы поймете это, когда прочтете все документы.
