– Тиранами не рождаются, дорогой мой, – тихо сказала она. – Ими становятся, когда возникает такая возможность, какие бы титулы они себе ни присваивали.
Взглянув на нее, Корена улыбнулся.
– Вы слишком мало думаете о человеке. Нужно иметь веру.
Его собеседница проглотила слезы, скопившиеся в горле, и не стала спорить.
Глава 11
Расставшись с Шарлоттой и Телманом, Питт направился в сторону сахарного завода. Воздух был насыщен тяжелым, тошнотворным запахом, но даже мысль о предстоящей ночной смене не могла отравить вздымавшуюся в груди полицейского радость от встречи с женой, пусть даже и столь короткой. Его любимая была точно такой же, какой воссоздавала ее его память во время долгих ночей: линия шеи, губы, глаза и исходившее от нее душевное тепло.
Томас прошел через заводские ворота. Над ним нависала громада здания, и со всех сторон толкались рабочие. Самому же ему всего лишь нужно было узнать, не нуждаются ли сегодняшней ночью в его услугах. Он заходил сюда почти каждое утро.
– Да, – бодрым голосом ответил ему старший сторож по имени Уолли Эдвардс.
Сегодня он выглядел усталым, и его выцветшие голубые глаза прятались в складках кожи.
– Хорошо, – сокрушенно произнес Питт; сегодня было бы неплохо отоспаться.
– Как твоя жена? – спросил он сторожа.
Тот покачал головой.
– Плохо, – сказал он, пытаясь изобразить улыбку.
– Мне очень жаль, – искренне посочувствовал ему Томас.
Он всегда задавал этот вопрос, и ответ менялся изо дня в день, но супруге Эдвардса становилось все хуже, и они оба знали об этом. Питт немного побеседовал с ним. Уолли чувствовал себя одиноко и всегда пользовался возможностью поделиться с кем-нибудь своими заботами.
Завершив разговор, полицейский поспешил обратно, в мастерскую Саула. Он уже и без того задержался, выполняя первое поручение, поскольку из ехавшего перед ним фургона высыпались на улицу бочки и ему пришлось помогать извозчику укладывать их назад. Небольшой источник умиротворения в душе делал его невосприимчивым к царившей на серых улицах атмосфере злобы и страха, из-за которой нервы у него постоянно были на взводе.
В этот день он вернулся на Хенигл-стрит довольно рано. Исаака дома не было, а Лия возилась на кухне.
– Это вы, Томас? – крикнула она, услышав его шаги у подножия лестницы.
До него донеслись запахи стряпни, острые и сладковатые ароматы приправ. Полицейский уже привык к ним, и они нравились ему все больше и больше.
– Да, – отозвался Питт. – Как ваши дела?
На такие вопросы миссис Каранская никогда не отвечала прямо.
– Вы голодны? – спросила она вместо ответа. – Вам нужно больше есть… и не дежурить все ночи подряд на заводе. Это не идет вам на пользу.
Ее жилец улыбнулся.
– Да, я голоден, и мне сегодня выходить на дежурство.
– Тогда идите есть.
Поднявшись наверх, чтобы умыться и вымыть руки, Питт обнаружил на шкафу чистое белье, приготовленное для него Лией. Взяв лежавшую сверху рубашку, он заметил, что хозяйка подшила обтрепанные края манжет, завернув их внутрь. Его захлестнула волна ностальгии – настолько всепоглощающая, что он на мгновение забыл, где находится. Это была обычная забота домашней хозяйки – Шарлотта порой целый вечер проводила за штопкой воротников и манжет, щелкая концом иглы о серебряный наперсток, когда делала крохотные стежки.
Затем Томаса охватило негодование за женщин вроде Лии Каранской, которых никогда никто не спрашивал, хотят ли они революции и какую цену готовы заплатить за воплощение в жизнь чьей-то идеи социальной справедливости или проведение реформ. Вероятно, все, что им было нужно, – это безопасность семьи по ночам и достаточное количество еды на кухонном столе.
Посмотрев на стежки, сделанные Лией на манжетах его рубашки, полицейский понял, сколько времени ей потребовалось для их починки. Нужно было поблагодарить ее, дать ей понять, как он признателен ей за проявленную ею заботу. Может быть, поговорить с ней на тему, представляющую для нее интерес, а еще лучше – внимательно выслушать ее.
После ужина, все еще улыбаясь историям, рассказанным Лией, он вошел во двор сахарного завода – почти одновременно с Уолли.
– А-а, вот и ты! – поприветствовал его старший сторож. – Интересно, когда ты тратишь свои деньги? Днем ткешь шелк, ночью сторожишь сахарный завод… Кто-то наверняка ведет сладкую жизнь за твой счет.
– Я выделяю на это один день в неделю, – сказал Питт, подмигнув ему.
Эдвардс рассмеялся.
– Я тут слышал занятную историю об одном производителе свечей и старухе, – сказал он и с видимым удовольствием принялся рассказывать.
Спустя час Томас отправился в свой первый обход, тогда как Уолли пошел в противоположном направлении, все еще хихикая.
Завод продолжал жить ночной жизнью. Котлы работали круглосуточно. Полицейский проверил все цеха, карабкаясь по узкой лестнице с этажа на этаж. Помещения были очень маленькими, потолки – низкими, что позволяло вместить максимальное количество этажей, а окна, почти невидимые снаружи при свете дня, – крошечными. Сейчас, конечно, они были освещены лампами, которые были тщательно изолированы, поскольку патока представляла собой легковоспламеняющуюся субстанцию.
В каждом помещении стояли кадки, чаны, муфели, огромные котлы в форме блюда и кастрюли шириной в несколько футов. Немногочисленные рабочие ночной смены поворачивались в сторону Питта, когда тот обращался к ним, после чего сторож продолжал свой путь. Воздух был насыщен резким, гнилостно-сладковатым запахом, который, казалось, навсегда пропитал его одежду и волосы.
Спустя полчаса Томас вернулся и отчитался перед Уолли. Они вскипятили чайник на жаровне, устроенной во дворе, уселись на большие бочки, в которых из Вест-Индии поступал сахар-сырец, и принялись прихлебывать горячий чай, рассказывая истории и обмениваясь шутками. Истории были по большей части не очень интересными, а шутки – не очень смешными, но главное заключалось в установившемся между ними духе товарищества.
Время от времени они замечали в темноте какие-то движения и слышали шум. В первый раз Эдвардс отправился посмотреть, что там, и, вернувшись, сказал, что это, по всей видимости, кошка. Во второй раз проверять пошел Питт – и обнаружил одного из рабочих, которые обслуживали котлы, заснувшим за грудой чанов. Этот рабочий пошевелился во сне, и от его движения один из чанов упал и покатился по брусчатке.
За всю ночь Томас и Уолли совершили еще по два обхода.
Во время своего второго обхода полицейский увидел, как из здания выходит человек, который был ему незнаком. Он выглядел старше большинства рабочих, но жизнь в Спиталфилдсе быстро старила людей. Внимание Питта привлекло его лицо: волевое, с тонкими чертами и темным цветом кожи. Проходя мимо ночного сторожа, этот человек отвел глаза в сторону и поднял руку в знак приветствия. В тусклом свете на его пальце на мгновение блеснуло кольцо с темным камнем. Весь его облик излучал интеллект, и Томас не мог избавиться от этого впечатления, даже когда вернулся во двор, где Уолли опять поставил чайник на огонь.
