Его провели в позолоченную столовую, окна которой выходили в сад, где его оставила горничная, и он остановился посреди этой комнаты. Спустя пятнадцать минут появилась хозяйка дома – в длинном шелковом пеньюаре цвета слоновой кости, с поспешно уложенными волосами и тревогой на лице.
– Что-нибудь случилось, Томас? – спросила она без предисловий.
Ей не было нужды говорить о том, как он похудел и что его – в столь неурочный час и в таком состоянии, – по всей вероятности, привело сюда какое-то неотложное дело.
– Много чего случилось, – ответил гость, придвинув пожилой даме кресло и придержав его, пока она садилась. – И это гораздо отвратительнее и опаснее, чем я представлял себе раньше.
Леди Камминг-Гульд махнула рукой в сторону кресла, стоявшего по другую сторону элегантного восьмиугольного столика. Первоначально он был сервирован на одну персону, но горничная добавила второй комплект приборов, предугадав желание хозяйки.
– Так расскажите мне. – Веспасия окинула Томаса критичным взглядом. – Полагаю, вы в состоянии сделать это за завтраком? – задала она риторический вопрос. – Хотя, наверное, будет благоразумнее воздержаться от рассказа, пока в комнате присутствуют слуги.
– Благодарю вас, – сказал Питт.
Чувство отчаяния, мучившее его все утро, начинало постепенно отступать. Он вдруг осознал, какую глубокую нежность испытывает к этой замечательной женщине, так сильно отличавшейся от него по происхождению, традициям и образу жизни. Полицейский всматривался в изысканные черты ее лица, нежную кожу, глаза под тяжелыми веками и тонкие морщины и чувствовал, какую невосполнимую утрату он понесет, когда она покинет этот мир. Он не мог даже мысленно употребить слово «умрет».
– Томас… – вернула она его в суровую действительность.
– Вы читали о смерти Сиссонса, промышленника? – спросил Питт.
– Да. Судя по всему, он был убит, – ответила его собеседница. – Газетчики намекают, будто это дело рук еврейских ростовщиков, но я бы очень удивилась, если б это оказалось правдой. Думаю, это не так, и вы прекрасно понимаете, о чем идет речь.
– Да. – Времени для церемоний у бывшего суперинтенданта не было. – Это я нашел его. Его убийца инсценировал самоубийство. Было оставлено предсмертное письмо.
Питт вкратце пересказал содержание этого письма, а затем без слов протянул старой леди долговую расписку. Веспасия взглянула на нее, поднялась с кресла, подошла к письменному столу и достала из ящика какую-то бумагу, после чего сравнила записи на двух листах и улыбнулась.
– Сходство есть, – сказала она. – Но не идеальное. Вы хотите, чтобы я вернула ее вам?
– Думаю, будет лучше, если она останется у вас, – сказал Томас, испытав облегчение от того, что наконец избавился от этого клочка бумаги.
Он также рассказал леди Камминг-Гульд о письме Эдинетта и о выводах, сделанных им из его содержания. На лице у нее отразились печаль и гнев, но не удивление, и ее вера послужила полицейскому утешением.
Куда труднее дался ему рассказ о том, что он сделал, но избежать этого было никак нельзя. Принимать во внимание собственные чувства было бы сейчас просто непростительно.
– Я уничтожил оба письма и потом засунул обрывки вместе с пистолетом в чан с сахаром, – сказал он, запинаясь. – И это снова стало похоже на убийство.
Пожилая дама слегка кивнула.
– Понимаю.
Ее гость ожидал, что она удивится и, возможно, даже осудит его, но ничего подобного не дождался. Возможно, Веспасия умело скрывала свои чувства или же видела за свою жизнь столько двуличия и предательства, что ее уже ничто не могло удивить. А может быть, она и не ждала от Томаса ничего иного? Насколько хорошо он в действительности знал ее? Почему он был так уверен в том, что она почитала его за благородного человека и поэтому одобряла априори любые его поступки?
– Нет, не понимаете, – возразил полицейский, и в его голосе прозвучали гнев и боль. – От Уолли Эдвардса, моего напарника, ночного сторожа, я узнал, что у Сиссонса была повреждена правая рука. Он не смог бы сам нажать на спусковой крючок. Я сделал так, что убийство, замаскированное под самоубийство, стало снова выглядеть как убийство. – Питт тяжело вздохнул. – И мне кажется, я видел человека, сделавшего это, но не имею понятия, кто он. Прежде я никогда его не встречал.
Леди Камминг-Гульд молчала, ожидая продолжения.
– Это человек в возрасте, темноволосый, смуглый, с тонкими чертами лица, – стал рассказывать Томас. – На пальце кольцо-печатка с темным камнем. Если это и еврей, живущий в Спиталфилдсе, то мне он не знаком.
Веспасия долго сидела молча, и Питт начал опасаться, что она не слышит или не понимает его. Он пристально смотрел на пожилую женщину. Ее глаза выражали неизбывную грусть, а мысли явно были устремлены внутрь и сосредоточены на чем-то, недоступном его пониманию. Томас не знал, что ему делать. Стоило ли беспокоить ее? Может быть, он ожидал от нее слишком многого, приписывая ей сверхчеловеческие свойства, наделяя ее силой, которой она в реальности не обладала?
– Тетя Веспасия… – позвал было ее Питт, но тут же осознал, что слишком фамильярен. Она не была его теткой. Она была двоюродной теткой покойного мужа сестры его жены. Он взял на себя слишком много. – Я…
– Да, я слушаю вас, Томас, – негромко произнесла пожилая леди, и в ее голосе не было ни раздражения, ни обиды – одно только смущение. – Я просто размышляла, что это – спланированная акция или импровизация, и пришла к выводу, что первое вероятнее. Это было сделано, чтобы вызвать смятение в рядах королевской семьи или, хуже того, чтобы вызвать беспорядки и использовать их в определенных целях… – Веспасия нахмурилась. – Но это очень жестоко. Я…
Она слегка приподняла одно плечо, и Томас разглядел ее худобу под шелковой тканью пеньюара и снова ощутил ее хрупкость и вместе с тем силу.
– И это далеко не все, – спокойно произнес он.
– Разумеется, – согласилась его родственница. – Одно лишь это не имело бы смысла. Так невозможно добиться каких-либо кардинальных изменений.
Неожиданно полицейский почувствовал, что они снова союзники, и устыдился своих сомнений в душевном благородстве этой женщины. С трудом подбирая слова, он пересказал ей трагическую историю герцога Кларенса и Энни Крук, услышанную от Телмана.
Яркие утренние лучи подчеркивали красоту Веспасии, как и ее возраст, и следы пережитых ею за долгую жизнь страстей. По ее глазам и губам было видно, какого рода чувства она сейчас испытывала.
– Понятно, – сказала она, когда Питт закончил свой рассказ. – А где теперь этот самый Римус?
– Не знаю, – пожал плечами Томас. – Наверное, ищет окончательные доказательства. Если б они у него имелись, Дисмор уже опубликовал бы их в своей газете.
Веспасия покачала головой.
– Я думаю, он намеревался опубликовать их одновременно с сообщением о самоубийстве Сиссонса, а вы ему помешали. По всей вероятности, в нашем распоряжении имеется день, не больше.
