– Не согласен. Отражение всего сущего – это то, к чему наука стремится, – возразил мой собеседник. – Но инструменты познания, доступные нам, ученым, ограниченны – наше зрение может воспринимать лишь трехмерные объекты, да и наш мозг недостаточно эффективен. Нам необходим совершенно новый, куда более эффективный инструмент для познания окружающей действительности и совершенно другой метод изучения материи. Возможно, если они у нас будут, нам откроются тайны Вселенной. Ну что вы по этому поводу думаете?
– Я по-прежнему полагаю, что все это чушь.
– Гарри…
– Нет, погодите, послушайте меня. Даже если оставить в стороне теоретические, сугубо научные сложности, финансовые затруднения и прочие помехи, я считаю то, о чем вы говорите, чепухой с чисто философской точки зрения. Полагаю, вы сейчас разозлитесь, потому что, по-вашему, философия не является наукой. Но я убежден, Винсент, что человечество попросту не способно проникнуть во все тайны Вселенной и понять ее происхождение и устройство.
– Прошу вас…
– Нет, подождите, не перебивайте меня! Я полагаю, что создание устройства, о котором вы говорите, – это совершенно бесперспективное дело. Вы надеетесь, что это устройство взорвет наши нынешние представления о Вселенной и поможет создать теорию, способную дать ответ на любой вопрос – начиная с вопроса о том, как возникла Вселенная, и заканчивая куда более сложным – почему она возникла. Это ваше магическое устройство – не что иное, как некое рукотворное божество. Вы хотите создать машину, которая сделает вас всемогущим, Винсент? Вы намерены стать Всевышним?
– Господи, речь не обо мне…
– Вы хотите знать все на свете?
– В этом состоит цель науки! Оружие – это только оружие. Оно не опасно само по себе – просто люди находят ему неправильное применение…
– Что ж, в таком случае желаю вам успеха. Попробуйте сделать человеческую расу всемогущей.
– И потом, Всевышний – это настолько зыбкая категория…
– Вы правы, – сказал я несколько резче, чем собирался. – Называйте это квантовым зеркалом – тогда никто не догадается о масштабах ваших амбиций.
– Вполне возможно, что вы правы, – сказал Винсент и пожал плечами. – Очень может быть, что Бог и был квантовым зеркалом.
Глава 49
– Вы можете дать мне какое-то время на размышления? – спросил я.
– Да, конечно, – рассеянно ответил Винсент.
– Вы не будете возражать, если пистолет останется при мне?
– Разумеется, нет. Надеюсь, и вы не будете против, если я какое-то время подержу вас в камере. Здесь кругом много очень чувствительного оборудования, и если вы, решив застрелиться, забрызгаете его кровью и мозговым веществом, это может помешать чистоте эксперимента.
– Это в самом деле было бы нежелательно, – согласился я. – Что ж, ведите.
Мне показали пару камер. Как я и предполагал, секретный объект, где проводились серьезные научные исследования, не мог не иметь подобных помещений. В камерах было холодно. Бетонные койки выступали прямо из стены. Винсент пообещал, что мне дадут одеяла, и вскоре я их в самом деле получил. Еще охранник принес мне миску горячего супа с пельменями и поставил ее на пол у двери, с опаской глядя на лежащий рядом со мной на койке пистолет. Я приветливо улыбнулся ему, но не произнес ни слова.
Квантовое зеркало. Значит, Винсент Ранкис, он же Виталий Карпенко, в самом деле пытался создать квантовое зеркало, которое должно было стать чем-то вроде инструкции, по которой создавалась Вселенная. Прибор, который мог бы дать возможность, отталкиваясь от факта существования атома, сделать глобальные выводы о происхождении и устройстве всего сущего. Объяснить, откуда взялось человечество, и понять смысл его существования. И даже ответить на вопрос, почему и зачем существуем мы, калачакра.
Я устроился поудобнее на жесткой койке и стал думать. О Кембридже и наших с Винсентом спорах за бутылкой джина или виски. Об Акинлей, втыкающей мне в вену иглу. О Ричарде Лисле, убитом мною выстрелом в грудь до того, как он совершил преступления, которые должен был совершить. О Лиззи, которую я любил, и о Дженни, которую любил тоже – так же сильно, так же искренне, но совершенно по-другому.
Я вспомнил, как ползал в ногах у Фирсона, как ко мне приходила Вирджиния, посоветовавшая мне вскрыть бедренную артерию, потому что кровь из нее бьет прямо-таки фонтаном. Вспомнил Рори Хална на похоронах моей бабки и то, как я посмотрел на отца, прежде чем уйти и оставить его умирать в коттедже на Холи-Айлэнде.
Чего же я хочу, к чему стремлюсь?
Мир рушится.
Она кричала?
Это твое прошлое, Гарри. Твое прошлое.
Вы бог, доктор Огаст? Вы единственный, чья жизнь имеет значение? Вы считаете, что если вы помните пережитую вами боль, то она сильнее и нестерпимее, чем боль других людей? Вы считаете, что только ваша жизнь важна?
Что ж, хорошо! Тогда сделайте человечество всемогущим!
Какова ваша цель?
Вы бог?
Я размышлял примерно сутки. Закончив, постучал в дверь камеры. Ее открыл тот же нервный охранник, который приносил мне еду. Он со страхом воззрился на пистолет, который я держал в руке.
– Привет, – сказал я. – Передайте Карпенко, что я согласен. Мой ответ – «да».
Глава 50
Однажды я встретил калачакра по имени Фидель Гусман. Это было в 1973 году, когда я отправился в Афганистан, чтобы посмотреть на гигантские статуи Будды прежде, чем талибы придут к власти и разрушат их. Я путешествовал с новозеландским паспортом – с ним передвигаться по миру легче, чем с другими, – и планировал за время поездки подтянуть свой пушту. Мне было пятьдесят пять лет, из которых я значительную часть провел в поисках выбитых на камнях посланий членов клуба «Хронос», живших до меня. Одно время для калачакра это было чем-то вроде модной игры – разыскивать шутливые загадки, например из 45 года нашей эры, и, разгадав их, выбивать на том же камне новые. В некоторых случаях участники забавы оставляли в качестве поощрения для будущих игроков где-нибудь неподалеку от каменной плиты с загадкой клады из материалов, не подверженных действию времени, например из золота. Самым роскошным призом, несомненно, стала исчезнувшая картина Леонардо да Винчи, которая была спрятана в запечатанном кувшине с вином под фундаментом часовни, построенной высоко в Альпах в честь святой Анжелики. Местонахождение картины было зашифровано в непристойных стихах. Увлеченный подобными ребусами, я много ездил по миру. Именно по этой причине я и оказался в Афганистане, надеясь обнаружить вблизи высеченных в скале скульптур что-нибудь интересное. Там-то жизнь и свела меня с Фиделем Гусманом.
Его появление было весьма эффектным. Огромный, с бычьей шеей, он сидел на крыше кабины одного из грузовиков, колонна которых, вздымая тучи песка и пыли, въехала в небольшое селение, где я находился. Жители поселка бросились врассыпную, решив, что к ним пожаловали бандиты. Собственно, так оно и было. Я не сделал ни малейшей попытки убежать или спрятаться – светлокожему, непохожему на окружающих людей представителю западной цивилизации с новозеландским паспортом укрыться где-либо было попросту невозможно. Привлекший мое внимание мужчина и его спутники, вооруженные автоматами Калашникова, с удивлением воззрились на меня.
