30.2 …по ту или по эту сторону Пиренеев?.. —
Пиренеи – горная система на юго-западе Европы, на границе Франции и Испании; ср. у Пушкина: «За Пиренеями давно ль судьбой народа / Уж правила свобода…» («Недвижный страж дремал на царственном пороге…», 1824). То есть буквально речь идет об Испании и Португалии, находящихся «по ту сторону Пиренеев», и о Франции и других континентальных странах Европы, расположенных «по эту сторону», к востоку от Пиренеев. Не буквально же здесь без труда узнается Паскаль, а именно одна из его «мыслей»: «Истина по эту сторону Пиренеев становится заблуждением по ту» («Мысли», гл. 5, п. 294).
Кроме того, очевидна отсылка к названию сборника рассказов советского латышского писателя Жана Грива (Жан Фолманис; 1910–1982) «По ту сторону Пиренеев» (1948), посвященного Гражданской войне в Испании и напечатанного в СССР в русском переводе в 1952 г.
Ерническое словосочетание это вызывает еще и законные ассоциации со стилистикой Гоголя: «Оксане не минуло еще и семнадцати лет, как во всем почти свете, и по ту сторону Диканьки, и по эту сторону, только и речей было, что про нее» («Ночь перед Рождеством»). Также узнается стилистика, типичная для различных заголовков – начиная с названия известной работы Ницше «По ту сторону добра и зла» и кончая названием цикла путевых заметок Виктора Некрасова о своих поездках в Италию и в США «По обе стороны океана», опубликованных в «Новом мире» в 1962 г. (№ 11, 12).
30.3 Когда я был в Венеции… —
В Венеции бывали многие русские литераторы, о чем они не преминули написать в своих произведениях, – например, у Ходасевича есть: «Что вспоминаю, / Как сам я сиживал у львиного столпа / В Венеции. <…> / И с легким сердцем я припоминаю, / Как жарок был венецианский полдень…» («Полдень», 1918); или у Пастернака: «Небылица подтверждалась. Я находился в Венеции» («Охранная грамота», ч. 2, гл. 14). К слову, герой «Охранной грамоты» в начале повести постоянно перемещается по Европе (Марбург, Франкфурт, Базель, Флоренция и т. п.) без каких-либо затруднений, а действие начинается с поезда, отходящего с Курского вокзала.
Иногда за писателя на пребывание в Венеции указывала его спутница жизни: «В Венеции мы прожили несколько дней, и Федор Михайлович был в полном восторге от архитектуры церкви Св. Марка» (А. Г. Достоевская. «Воспоминания», ч. 6). Впрочем, и сам Достоевский помещал в своих произведениях отчеты о поездках по Европе: «Я был в Берлине, в Дрездене, в Висбадене, в Баден-Бадене, в Кёльне, в Париже, в Лондоне, в Люцерне, в Женеве, в Генуе, во Флоренции, в Милане, в Венеции, в Вене, да еще в иных местах по два раза, и все это, все это я объехал ровно в два с половиною месяца!» («Зимние заметки о летних впечатлениях», гл. 1).
30.4 C. 71. Когда я был в Венеции, в день святого Марка, – захотелось мне поглядеть на гребные гонки. —
Святой Марк – Марк-евангелист, святой покровитель Венеции. День святого Марка отмечается в Венеции ежегодно 25 апреля, и составной частью торжеств является проведение традиционной регаты гондольеров, одна из которых увековечена в названии и теме вокального дуэта (в сопровождении фортепьяно) Россини «Гребные гонки в Венеции» (1830–1835).
30.5 …немотствовали уста. <…> Просто – немотствуют уста… —
У Бориса Коплана читаем:
Глаза горят. В них суеверный страх,
В них скорбь любви – сопутница разлуки.
Уста немотствуют в невыразимой муке,
И седина блестит в усах.
(«К автопортрету», 1933)
Данное признание Венички может восприниматься как перифраз Мандельштама: «Да обретут мои уста / Первоначальную немоту» («Silentium», 1910). Глагол «немотствовать» часто встречается у поэтов – у Сологуба: «Мы немотствуем и ныне, / Цепь куя к звену звено» («Кто на воле? Кто в плену?», 1905); или у Белого, в стихотворении, написанном, кстати, в Париже: «Пусть так: немотствует их совесть…» («Совесть», 1907).
30.6 Сердце исходило слезами… —
Поэтическое клише. У Верлена в переводе Анненского: «Сердце исходит слезами, / Словно холодная туча» («Песня без слов»).
30.7 …итальянцы не понимают, смеются, пальцами на меня показывают: «Смотрите-ка, Ерофеев опять ходит, как поебанный!» —
В состоянии душевной депрессии в Италии находились герои Некрасова:
Под обаяньем красоты,
Во власти строгих дум,
По Ватикану бродишь ты,
Подавлен и угрюм…
(«Русские женщины», ч. 1 (VI))
30.8 Да мне в Италии, собственно, ничего и не надо было. Мне только три вещи хотелось там посмотреть: Везувий, Геркуланум и Помпею. —
Везувий – итальянский вулкан близ Неаполя, знаменитый своим разрушительным извержением в 79 г. н. э. Геркуланум и Помпея (Помпеи) – итальянские города, погибшие от извержения Везувия. В сознании образованного человека названия как Геркуланума, так и Помпеев неизменно ассоциируются с картиной разрушения и гибели; у Маяковского есть: «Помните! / Погибла Помпея, / когда раздразнили Везувий!» («Облако в штанах», 1914–1915); у Цветаевой: «Точно в ноздри и губы – пыль / Геркуланума…» («Федра», 1923), «Стала Прага – Помпеи глуше…» («Пепелище», 1939).
Также стоит вспомнить диалог Штольца и Обломова из романа Гончарова:
«[Штольц: ] – Помнишь, ты хотел после книг объехать чужие краи, чтоб лучше знать и любить свой? <…>
– <…> Как же <…> ведь мы, Андрей, собирались сначала изъездить вдоль и поперек Европу, исходить Швейцарию пешком, обжечь ноги на Везувии, спуститься в Геркулан. С ума чуть не сошли! Сколько глупостей!
– Глупостей! <…> Не ты ли со слезами говорил, глядя на гравюры рафаэлевских мадонн, Корреджиевой ночи, на Аполлона Бельведерского: „Боже мой! Ужели никогда не удастся взглянуть на оригиналы и онеметь от ужаса, что ты стоишь перед произведением Микеланджело, Тициана и попираешь почву Рима? Ужели провести век и видеть эти мирты, кипарисы и померанцы в оранжереях, а не на их родине? Не подышать воздухом Италии, не упиться синевой неба!“ И сколько великолепных фейерверков пускал ты из головы!» («Обломов», ч. 2, гл. 4).
О Помпеях писал и Бунин:
Помпея! Сколько раз я проходил
По этим переулкам! Но Помпея
Казалась мне скучней пустых могил,
Мертвей и чище нового музея.
<…>
Я помню только римские следы,
Протертые колесами в воротах,
Туман долин, Везувий и сады.
(«Помпея», 1916)
О Везувии – Константин Случевский: «Я видел Рим, Париж и Лондон, / Везувий мне в глаза дымил» («Я видел Рим, Париж и Лондон…», 1895–1901).
А Максим Горький писал с Капри: «Приехавшая сюда рабочая публика – чудесные ребята, и я с ними душевно отдыхаю от щипков и уколов „культуры“. В то же время, по мере возможности, они знакомятся с культурой истинной – были в Неаполитанском музее, в старых церквах, в Помпее, будем и в Риме. Хорошо они смотрят, хорошо судят, и – вообще – хорошо с ними демократической моей душе!» (письмо М. Коцюбинскому от 15 сентября 1909 г.).
