Мезонин (ит. mezzanino) – надстройка или полуэтаж в середине дома. Так, у большого специалиста не только по железной дороге, но и по разного вида жилью, Пастернака, есть: «Синеет белый мезонин» («Все утро с девяти до двух…», 1918), «А ночь войдет в мой мезонин…» («Летний день», 1940, 1942).
Флигель (нем. Flügel) – жилая пристройка к зданию или отдельная небольшая жилая постройка; также домик во дворе большого дома. У Пастернака: «Слонялся ветер <…> и каменщиков гнал за флигеля» («Спекторский» (6), 1930); «Шли вы, не теряя духа, / К обгорелым флигелям» («Смелость», 1941).
Антресоли (фр. entresol) – верхний полуярус или полуэтаж в комнатах и квартирах с высокими потолками. У Пастернака: «…Даже антресоль / При виде плеч твоих трясло» («Попытка душу разлучить», 1917); «По деревянным антресолям / Стоят цветочные горшки» («Земля», 1947).
Чердак – верхний, нежилой этаж дома, находящийся непосредственно под скатом крыши. У Пастернака: «Белым пламенем измучив / Зоркость чердаков…» («Весна» (3), 1914), «Задекламирует чердак / С поклоном рамам и зиме…» («Про эти стихи», 1917). Кроме того, у Пастернака чердак встречается и в «парижском» контексте:
В Париже из-под крыши
Венера или Марс
Глядят, какой в афише
Объявлен новый фарс.
Кому-нибудь не спится
В прекрасном далеке
На крытом черепицей
Старинном чердаке.
(«Ночь», 1956)
Трудно удержаться от соблазна отметить тот факт, что в этом же стихотворении звучит призыв, сходный с лейтмотивом «Москвы – Петушков» «встань и иди» и его вариацией «как тебе не стыдно спать!» (16.19):
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда,
Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты – вечности заложник
У времени в плену.
(«Ночь», 1956)
См. также о парижском чердаке у Ходасевича:
Да, меня не пантера прыжками
На парижский чердак загнала.
И Вергилия нет за плечами, —
Только есть одиночество – в раме
Говорящего правду стекла.
(«Перед зеркалом»,1924)
Однако главным парижским пристанищем непризнанного гения с малым достатком остается все-таки мансарда. Поэтому Веничка снимает именно ее. В русской словесности достаточно упоминаний об этом дешевом парижском жилье. Прежде всего – у «генератора» данной главы Эренбурга: «Когда же ему [герою новеллы Луи Ру, живущему в Париже] исполнилось двадцать пять лет <…> он переехал из одной мансарды улицы Черной вдовы в другую» («Тринадцать трубок»); «[персонаж романа Алексей Спирин]…сбежал в Париж и мертвецки напился <…> переселился на мансарду и вместо „Кафе де Монако“ посещал различные притоны в районе рынков и вокзалов» («Необычайные похождения Хулио Хуренито», гл. 5). Впрочем, Эренбург, упоминая мансарды, не забывал и про парижские чердаки: «Я [Эренбург] остановился на левом берегу Сены, около бульвара Сен-Жермен; мне отвели мансардную комнату с балконом, откуда был виден Париж… <…> Арагон и Эльза Юрьевна [Триоле] позвали Симонова и меня на „Чердак“ – так называлось помещение Комитета писателей» («Люди, годы, жизнь», кн. 6, гл. 11).
В стихах Эренбург также писал о мансарде: «В моей мансарде полутемной, / Под шум парижской мостовой…» («Когда встают туманы злые…», 1912).
Много парижских мансард и у других поэтов. У Вячеслава Иванова:
Всечеловеческий Париж! В тебе я сам
Таил свою любовь, таил свои созданья,
Но знал консьерж мой час стыдливого свиданья;
В мансарде взор стремил мой к небесам;
Двойник мой в сумерках капеллы, мне заветной,
Молился пред моей Мадонной неприметной.
(«Париж» (2), 1915)
У Саши Черного – о русских эмигрантах в Париже:
Тех, кто страдает гордо и угрюмо,
Не видим мы на наших площадях:
Задавлены случайною работой,
Таятся по мансардам и молчат.
(«Тех, кто страдает гордо и угрюмо…»,1920–1923)
В мансарде у самых небес,
Где с крыши в глухое окошко
Косится бездомная кошка,
Где кровля свергает отвес, —
Жил беженец, русский ботаник,
Идейный аскет…
(«Парижское житие», 1928)
И наконец, у известного поэта-путешественника Евтушенко в «социально-политическом» стихотворении о французском художнике-выпивохе:
Эй, буржуа,
войска в штыки!
Опять азартно
войною на особняки
идут мансарды.
За вами длинная деньга,
«владыки века»,
а за мансардами —
Дега,
Рембрандт,
Эль Греко.
(«Чудак Гастон», 1965)
В связи с последней цитатой из Евтушенко следует напомнить, что в 1960-е гг. в Советском Союзе демонстрировался французский фильм «Монпарнас, 19» (1957, режиссер Жак Беккер) с Жераром Филипом в роли Модильяни; Модильяни в картине жил именно в парижской мансарде, и этот мелодраматический апокриф из жизни итальянского гения пользовался в СССР большой популярностью.
Смежная ситуация «непризнанный гений, творящий в мансарде» встречается в связи с Гёте: «Тогда, во Франкфурте, в мансарде на Оленьем ряду, когда к нему [Гёте] являлась тень Эгмонта, и черновики летели на пол, и он набрасывал первые мысли на эти вот страницы, – для чего, в сущности, для каких слушателей?» (Людвиг Э. Гёте. М., 1965. С. 211).
30.31 C. 73. …я все это путаю и разницы никакой не вижу. —
Схожие проблемы с различением сходных реалий испытывают герои Рабле: «Воспоминаний у меня хватит на целую мошонку, то бишь на целый мешок, – вечно я путаю и перевираю эти два слова» («Гаргантюа и Пантагрюэль», кн. 4, предисловие); и Гамсуна: «Мы углубились в лес из чудных, непонятных деревьев. Бамбук, манго, тамаринд, тик, соляное дерево, камедное и бог знает что еще, мы во всем в этом мало смыслили» («Смерть Глана», гл. 2).
30.32 Короче, я снял то, на чем можно лежать, писать и трубку курить. —
Ситуации «жизнь на чердаке» в контексте «проблемы курения и запоя» (хотя и не в парижском топосе) встречается у Блока, лирический герой которого так же, как и Веничка, не понят и так же пьет:
Да и меня без всяких поводов
Загнали на чердак,
Никто моих не слушал доводов,
И вышел мой табак.
А все хочу свободной волею
Свободного житья,
Хоть нет звезды счастливей более
С тех пор, как запил я!
(«В октябре», 1906)
