«[Цитируются вторая и третья строфы стихотворения Тютчева «Эти бедные селенья…».] Хорошие стихи. И счастливо было пропеть их. Но каково-то в самом деле, в самой вещи и реальности было „проходить“, и века; проходить и пронести в таком виде и положении „рабском“ русскому народу, целым губерниям» («Апокалипсис нашего времени» («Христос между двух разбойников»)).
46.7 C. 110. Он… ночевал там при свете костра… —
Имеется в виду отдых Христа в Гефсиманском саду ночью перед арестом.
46.8 C. …я во многих тамошних душах замечал следы Его ночлега – пепел и дым Его ночлега. Пламени не надо, был бы хоть пепел… —
Пепел встречается у Ходасевича – в пределах одного текста сочетаются мотивы и образы пепла в сердце, чаши вина и смерти:
В тихом сердце – едкий пепел,
В темной чаше – тихий стон.
Кто из темной чаши не пил,
Если в сердце – едкий пепел,
Если в чаше – тихий сон?
Все ж вина, что в темной чаше,
Сладким зельем не зови.
Жаждет смерти сердце наше, —
Но, склонясь над общей чашей,
Уст улыбки не криви!
Пей, да помни: в сердце – пепел,
В чаше – долгий, долгий сон!
Кто из темной чаши не пил,
Если в сердце – тайный пепел,
Если в чаше – тихий сон?
(«В тихом сердце – едкий пепел…» 1908)
46.9 …Сколько раз я проходил по Москве, вдоль и поперек, в здравом уме и в бесчувствиях… —
См. 46.6.
46.10 Неисповедимы Твои пути… —
Вариант пословицы «Пути Господни неисповедимы», то есть замысел и промысел Бога невозможно предугадать. В Новом Завете есть: «О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его!» (Рим. 11: 33). В русской идиоматике фраза звучит несколько иначе: «Неисповедимы пути Твои, Господи».
46.11 …добрел до Кремлевской стены – и рухнул. —
Кремлевские стены неизменно вызывают не только патриотические, но и похоронные ассоциации, поскольку на Красной площади у кремлевской стены расположены могилы коммунистических лидеров, героев войны и труда, о чем сказано у Маяковского:
А у стен,
с Кремля под уклон,
спят вожди
от трудов,
от ран.
(«Октябрь (1917–1926)», 1926)
У кремлевской стены в Александровском саду находится Могила Неизвестного солдата. В связи с этим неизбежно возникают ассоциации с именем Мандельштама и его полузапрещенными в советское время «Стихами о неизвестном солдате» (1937); у того же Мандельштама есть сочетание мотива смерти и темы Красной площади:
Да, я лежу в земле, губами шевеля,
И то, что я скажу, заучит каждый школьник:
На Красной площади всего круглей земля
И скат ее твердеет добровольный.
На Красной площади земля всего круглей,
И скат ее нечаянно-раздольный,
Откидываясь вниз – до рисовых полей, —
Покуда на земле последний жив невольник.
(«Да, я лежу в земле, губами шевеля…», 1935)
46.12 C. 110. Мне не нужна дрожь, мне нужен покой, – вот все мои желания. —
Ближайшая параллель – с уставшим Пушкиным:
Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит —
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем
Предполагаем жить… И глядь – как раз – умрем.
На свете счастья нет, но есть покой и воля.
Давно завидная мечтается мне доля —
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальную трудов и чистых нег.
(«Пора, мой друг, пора!..», 1834)
Вслед за Пушкиным о покое мечтали многие – как в стихах, так и в прозе, в частности Лермонтов: «Я ищу свободы и покоя! / Я б хотел забыться и заснуть!» («Выхожу один я на дорогу…», 1841).
И Блок:
«Пора, мой друг, пора! Покоя сердце просит.
Это – предсмертные вздохи Пушкина, и также – вздохи культуры пушкинской поры.
На свете счастья нет, а есть покой и воля.
Покой и воля. Они необходимы поэту для освобождения гармонии. Но покой и волю тоже отнимают. Не внешний покой, а творческий. Не ребяческую волю, не свободу либеральничать, а творческую волю, – тайную свободу. И поэт умирает, потому что дышать ему уже нечем; жизнь потеряла смысл» («О назначении поэта», 1921).
А также Гумилев:
Нежно-небывалая отрада
Прикоснулась к моему плечу,
И теперь мне ничего не надо,
Ни тебя, ни счастья не хочу.
Лишь одно бы принял я не споря —
Тихий, тихий золотой покой…
(«Нежно-небывалая отрада…», 1918)
И Розанов: «Я не хочу истины, я хочу покоя» («Опавшие листья», короб 1-й).
Дрожь не удовлетворяла и пророков древности: «Сердце мое трепещет; дрожь бьет меня; отрадная ночь моя превратилась в ужас для меня» (Ис. 21: 4).
46.13 Пронеси, Господь… —
Реминисценция молитвы Иисуса в Гефсиманском саду: «Авва Отче! все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня» (Мк. 14: 36).
46.14 «Беги, Веничка, если сможешь, беги, ты убежишь, они совсем не умеют бегать!» —
Форсирование мотива «встань и иди» – см. 26.17.
46.15 C. 111. …я полетел в ту сторону, куда смотрел князь Дмитрий Пожарский… —
На памятнике Мартоса в его современном расположении (изначально он был установлен непосредственно у Кремлевской стены) у фасада храма Василия Блаженного стоящая фигура Минина с поднятой правой рукой развернута в сторону Кремля, а сидящая фигура Пожарского обращена к Минину лицом. Таким образом, Пожарский смотрит в сторону, противоположную Кремлю, – на восток, то есть туда, где находится Курский вокзал. По направлению же взгляда Минина обычно двигались партийные функционеры: со стороны Старой площади, где располагался ЦК КПСС, через ворота Спасской башни в Кремль, на территории которого находятся правительственные учреждения.
47. Москва – Петушки. Неизвестный подъезд
47.1 C. 111. Неизвестный подъезд. —
Название главы вызывает ассоциации с могилой – через Могилу Неизвестного солдата в Александровском саду близ Кремлевской стены (могила была открыта 3 декабря 1966 г.). Здесь замыкается кольцевая композиция поэмы (4.17). Цикличность вхождений в подъезд одного и того же дома и подъемов по лестнице связана с Раскольниковым: «Дойдя до поворота во вчерашнюю улицу, он с мучительною тревогой заглянул в нее, на тот дом» («Преступление и наказание», ч. 2, гл. 1); «Он поднял голову и увидал, что стоит у того дома, у самых ворот. С того вечера он здесь не был и мимо не проходил. Неотразимое и необъяснимое желание повлекло его. Он вошел в дом <…> и стал подниматься по знакомой лестнице в четвертый этаж. На узенькой и крутой лестнице было очень темно. Он останавливался на каждой площадке и осматривался с любопытством. <…> Поколебавшись немного, он поднялся по последним ступенькам» (ч. 2, гл. 6).
