17.2 Но сначала все-таки к ней! Сначала – к ней! Увидеть ее на перроне, с косой от попы до затылка, и от волнения зардеться… —
У раннего Евтушенко читаем:
От самого себя устал бежать.
Домой поеду.
В жаркой электричке
<…>
Приеду к девушке одной.
Она все бросит.
Она венком большие косы носит.
Она скучала от меня вдали.
Она поцеловать меня попросит.
(«Глубокий снег», 1955)
17.3 …и пастись, пастись между лилиями… —
См. 16.6.
17.4 …ровно столько, чтобы до смерти изнемочь! —
Изнемочь/изнемогать (от любви) – библеизм: «[Суламифь: ] Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви» (Песн. 2: 5); «Заклинаю вас, дщери Иерусалимские: если вы встретите возлюбленного моего, чтo скажете вы ему? что я изнемогаю от любви» (Песн. 5: 8).
Активно употреблялся этот глагол и поэтами. Пушкиным: «Но ты не изнемог от сладкой их отравы…» («К вельможе», 1830); Тютчевым: «Она [радуга] полнеба обхватила / И в высоте изнемогла…» («Как неожиданно и ярко», 1865); Фетом: «Ты пела до зари, в слезах изнемогая…» («Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали…», 1877); Сологубом: «Я в Лабиринте блуждаю, / Я без тебя изнемог…» («Ариадна», 1883), «А я – в тиши, во тьме блуждаю, / И в Лабиринте изнемог…» («Царевной мудрой Ариадной…», 1896); Надсоном: «Я дни губил в безмолвии страстей / И изнемог…» («К вам, бедняки, на грудь родных полей…», 1884); Блоком: «Но если ночь, встряхнув ветвями, / Захочет в небе изнемочь…» («Иванова ночь», 1906); Гумилевым: «О, если б кровь мою пили, / Я меньше бы изнемог…» («Творчество», 1918); Кузминым: «Я изнемог, я так устал…» («Я изнемог, я так устал…», 1906); Анненским: «Хоть бы ночь скорее, ночь! / Самому бы изнемочь» («Умирание», 1910).
У Аксенова тоже встречаем ситуацию «изнемогания в результате пасения между лилий»: «Она еще изнемогала в стороне, кусала подушку, что-то бормотала, смиряя свою потревоженную плоть, и вдруг увидела – он уже сигаретой дымит! – и разозлилась – тоже мне любовник!» («Ожог», 1975).
17.5
Принеси запястья, ожерелья,
Шелк и бархат, жемчуг и алмазы,
Я хочу одеться королевой,
Потому что мой король вернулся. —
6-я строфа большого стихотворения «Сон» Мирры Лохвицкой (1904), героиня которого – королева – находится в спиритическом общении с портретом горбуна, меняющего свою внешность в зависимости от грядущих перемен в ее жизни:
Я – к портрету. Он опять смеется.
Злой горбун оскалил волчьи зубы.
Я зову, – бежит моя служанка,
Говорю: «Подай мои наряды,
Принеси запястья, ожерелья,
Шелк и бархат, жемчуг и алмазы,
Я хочу одеться королевой,
Потому-что мой король вернулся!»
«Госпожа, – лепечет мне служанка, —
Не один вернулся повелитель,
Не один – с чужой нарядной дамой.
И портрет ее велел повесить
Над твоею брачною постелью».
17.6 C. 36. …не девушка, а баллада ля бемоль мажор! —
Паперно с Гаспаровым усматривают в «балладе ля-бемоль мажор» анаграмму нецензурного слова «блядь» (Паперно И., Гаспаров Б. «Встань и иди». С. 396). В сочетании с белыми/белесыми тонами (см. 14.6) вспоминается один из объектов поклонения Пастернака:
Я люблю тебя черной от сажи
Сожиганья пассажей, в золе
Отпылавших андант и адажий,
С белым пеплом баллад на челе.
(«Скрипка Паганини», 1916)
В истории музыки самой известной балладой, написанной в тональности ля-бемоль мажор, является Баллада № 3 (1840–1841) – 47-й опус Фредерика Шопена.
17.7 Стервоза —
(от «стерва») – человек с мерзким характером, необязательно женщина; ср., например, у современника Ерофеева: «Ать, стервоза, как извивается!» (Г. Владимов. «Большая руда», 1960).
Называние возлюбленной стервой характерно для лирических героев некоторых поэтов, например Есенина (см. 17.9) или для Евтушенко, который, как и Веничка, заставляет женщину производить всякие сладострастные телодвижения:
Она была первой,
первой,
первой
кралей в архангельских кабаках,
Она была стервой,
стервой,
стервой
с лаком серебряным на коготках.
<…>
Что же молчишь ты?
Танцуй,
улыбайся!..
(«Баллада о стерве», 1965)
17.8 Волхвование —
колдовство, чародейство. Это существительное входит в лексикон поэтов. Например, Сологуб писал: «Что меня в голубой тишине / Волхвования ждут…» («Не понять мне, откуда, зачем…», 1896), а у Гумилева есть «ночь волхвований» («Сон Адама», 1910); также у Верлена (в переводе Сологуба) читаем: «И милых плеч очарованье, / И волхвование колен…» («Я не люблю тебя одетой…»).
17.9 …откуда она взялась, эта рыжая сука? <…> Ну так что же, что «сука»? Зато какая гармоническая сука! —
Грубое определение любимой женщины как «суки» вызывает ассоциации с известным кабацким стихотворением Есенина, где адресат называется не только сукой, но и стервой:
Сыпь, гармоника. Скука… Скука…
Гармонист пальцы льет волной.
Пей со мною, паршивая сука,
Пей со мной. <…>
Я средь женщин тебя не первую…
Немало вас,
Но с такой вот, как ты, со стервою
Лишь в первый раз. <…>
К вашей своре собачьей
Пора простыть.
Дорогая, я плачу,
Прости… прости…
(«Сыпь, гармоника. Скука… Скука…», 1922)
На Есенине, впрочем, здесь круг не замыкается. В классической диссидентско-блатной песне Юза Алешковского поется: «С кем ты, сука, любовь свою крутишь, / с кем дымишь сигареткой одной?..» («Окурочек», конец 1950-х – начало 1960-х гг.).
У Аксенова есть: «Он не мог двинуться с места, не мог сказать ни единого слова, <…> а она хохотала как безумная. Смех ее был очень обидным, смех сучки, иначе не назовешь. Сучка, сучка такая, думал он, но ничего не мог сказать» («Ожог», 1975).
17.10 C. 36. …какая гармоническая сука! —
Прилагательное «гармонический», в отличие от «гармоничный», используется в речи, в том числе и литературной, не очень часто. Тем не менее обнаруживается у многих поэтов: к примеру, у Пушкина есть «гармоническая роза» («Ел. Н. Ушаковой», 1829); у Тютчева – «гармонические орудия» («Ю. Ф. Абазе», 1869); у Фофанова – «гармонические грезы» («Блуждая в мире лжи и прозы…», 1887); у Брюсова – «гармонический шум» («После ночи бессонной…», 1895); у Бальмонта – «гармонические пиры» («Кинжальные слова», 1899); у Блока – «мой гармонический язык» («Они звучат, они ликуют…», 1901).
