Сказанное опытным корабельным летчиком мало успокаивало. Скорее наоборот — вызывало ряд вопросов. К примеру, что делать, если приводняться предстоит не в воду теплого Черного моря, а в ледяную кашу одного из полюсов? И сколько организм человека продержится в такой каше — минуту, две или три?..
Вспомнив о своих первых полетах на Ми-2, Кукушкин сейчас с опаской оглядел простиравшееся под вертолетом ледяное поле. Ярко-белое, холодное, враждебное. А самое неприятное заключалось в том, что из-за сильного порывистого ветра надо льдом несло снежную поземку. Далекий горизонт сливался с небом, и потому пилоту постоянно приходилось посматривать на приборы, устраняя появлявшиеся крены, пикирование или кабрирование. Высота и скорость «плавали», курс на работавший радиомаяк «Громова» тоже норовил ускользнуть.
Покосившись влево, Севченко заметил побелевшие от напряжения костяшки пальцев пилота.
— Ручку не оторви, — спокойно сказал он.
— Что? — не понял тот.
— Почему так волнуешься?
— А, руки… Это у меня всегда так. Из-за неумеренной мозговой активности. Думаю много, — попытался отшутиться Михаил.
— О чем?
— Преимущественно о будущих поколениях. Представляете, какая для них будет беда, если мы с вами грохнемся? Потеря опытного капитана — большая утрата для советского народа. Но, может, и по мне кто порыдает. Особенно если тетрадку с записями найдет.
— Странные у тебя мысли… — проворчал Севченко. — А что за тетрадка?
— Со стихами. Я же как Виктор Цой. Знаете Цоя?
— Он тоже летчик?
— Нет. Про «Кино» слышали?
— Какое кино?
Вертолетчик одарил пассажира взглядом, полным превосходства. И напел пару строчек из песни:
— «Я вчера слишком поздно лег, сегодня рано встал. Я вчера слишком поздно лег, я почти не спал…»
— Нет, такого не слышал, — мотнул головой капитан.
— Цой — очень талантливый поэт. Прям, как я! Хотите, я вам свои стихи почитаю?
— Нет.
— Да вы послушайте! Вдруг мои стихи потом в школьную программу включат! Вот, к примеру… Любовь — не для меня. Война — моя стихия! Сражаться, побеждать и грудью сквозь штыки к судьбе своей идти! Но в час, когда меня…
Возможно, стихи и были написаны талантливо, но Севченко в них не разбирался совершенно. К тому же, декламируя, пилот говорил в микрофон гарнитуры слишком громко, и это здорово напрягало.
Отсоединив свою гарнитуру от разъема переговорного устройства, капитан снова поднял бинокль и принялся осматривать бесконечное ледовое поле.
Кукушкин продолжал размахивать в такт словам рукой, но гул двигателей заглушал его слова…
* * *
Капитан на судне всегда занимает исключительное положение. Он не обременен несением вахты и решением вопросов снабжения продовольствием, запчастями, топливом и пресной водой. Он не производит корректировку навигационных карт, не отвлекается на получение шкиперского имущества и на контроль погрузки или разгрузки. Все эти обязанности исполняют его помощники и судовые специалисты. Тем не менее, если судно терпит аварию, не выполняет план или случается какое-то происшествие, вся вина ложится именно на капитана.
Севченко было далеко за 40, и чаще всего на окружающих он производил впечатление весьма сурового и неулыбчивого человека. Возможно, оттого, что путь до капитанских нашивок был у него слишком долгим и тернистым.
Ростом Валентин Григорьевич был под 190, лишним весом не страдал. Статный и подтянутый, по судну он всегда перемещался неторопливо, проверяя по пути порядок в помещениях и качество приборки. Лицо, как правило, было строгим и даже хмурым. Улыбавшегося и тем более смеющегося Севченко никто и никогда не видел.
По молодости он отслужил в Военно-морском флоте; демобилизовавшись, поступил в мореходку. После ее окончания начал работу на судах простым матросом, а через несколько лет поступил на судоводительский факультет Ленинградского высшего инженерного морского училища имени адмирала Макарова.
Учеба в школе осталась далеко позади, и поэтому «вышка» давалась тяжеловато — лекции по некоторым предметам приходилось попросту заучивать, не особо вникая в смысл. И все же он получил диплом инженера-судоводителя, распределившись в Балтийское морское пароходство, где прошел все ступени от третьего штурмана до капитана ледокола.
Еще в мореходке заслуженные бывалые моряки не раз говорили:
— Некоторые из вас когда-нибудь обязательно дослужатся до капитанов. Так вот запомните, товарищи курсанты: требовательность не должна превышать разумных пределов. После выхода судна в море команда становится единым организмом. Все в равной степени оторваны от родины, разлучены с родными и близкими; у всех обостряются чувства, все становятся чуть более раздражительными, легкоранимыми. Любое неуважительное слово, сгоряча брошенное подчиненному, может вызвать взрыв и ответную реакцию. Критика должна быть по делу, а наказание — справедливым. Сдержанность и ровный тон всегда способствуют нормализации психологического климата…
А капитан-наставник Моргунов — один изсамых уважаемых и заслуженных моряков Балтийского пароходства — в задушевных беседах с молодыми капитанами частенько добавлял следующее:
— Невзирая на единоначалие, капитан не должен считать себя всегда правым и обязан прислушиваться к мнению подчиненных. Только такой подход к делу не убьет инициативу и интерес к работе. Самокритичность и способность вовремя признать ошибку всегда поднимают авторитет капитана в глазах его подчиненных…
Так говорили опытные наставники. Но, увы, не всегда получалось следовать их советам. Порой Валентин Григорьевич Севченко поступал совершенно противоположным образом. Да, потом жалел и корил себя за несдержанность, но вылетевших обидных и чрезмерно строгих слов было уже не вернуть.
Несколько лет назад он поплатился за свой тяжелый характер, когда полез на ледоколе напролом сквозь толстый лед в полярных широтах. Пройти его не удалось, к тому же потратили почти весь запас топлива, из-за чего ледокол лег в дрейф. Дожидаясь помощи, команда начала замерзать — топлива не хватало даже на обогрев судна. В результате 12 человек погибли. После были комиссии, долгое расследование, судебное разбирательство…
Обошлось. Севченко был признан частично виновным и на год понижен в должности до старшего помощника с переводом на старый лесовоз «Восток-3». Но потом его восстановили и назначили капитаном на другой ледокол. Ведь профессионалом он был высококлассным — это признавали все.
В данный момент его ледокол стоял в доках Ленинградского судоремонтного завода. А беременная супруга Валентина Григорьевича готовилась к сложным родам. Как же он хотел в это время находиться рядом с ней! Ради такого ответственного момента и с ремонтом специально подгадал, а тут эта внезапная командировка с перелетом в другой конец света…
