В «зрительном зале» по-прежнему вместо фильма слушали нового капитана.
— …О графике подачи электроэнергии я сообщу позже, — закончил он и отключился.
В кают-компании стало удивительно тихо. Никто не сорвался с места выключать свет, никто не поторопил киномеханика с продолжением картины. Все сидели на своих местах и задумчиво смотрели в пустой белый экран…
* * *
Утром следующего дня стояночную вахту в рулевой рубке нес Банник. После завтрака к нему наведался старпом.
— Как дела на вахте? — шумно поинтересовался он, закрывая за собой дверцу.
— А шо тут может быть интересного? За окном все то же кино про ледяную пустыню, в которой не бывает притаек
[4]. Собака вот в гости заглянула, — потрепал второй помощник загривок Фроси.
Подхватив закипевший электрический чайник, он наполнил кружку с заваркой, взял с полки коробку с сахаром-рафинадом, бросил в кружку четыре куска. Лениво покрутил ложечкой…
— Сахарок не мешало бы поэкономить, — заметил Еремеев.
— Тю… С чего это? На Большой земле о нас знают. Помощь не за горами.
— На Большой земле кабинетов много. Пока друг с другом все согласуют — мы сами станем айсбергом.
— И это неплохо — заграничные суточные исправно капают. Хай коней не гонють. Матрос спит — служба идет.
— Как же у вас все… — поморщился старший помощник, — прямо и перпендикулярно.
— Шо правда, то правда, — шумно отхлебнул из кружки старый моряк. — Гранями таланта, как говорится, не блистаем, зато мозгов хватает не ходить под себя.
— Это намек? — Еремеев зло зыркнул на Банника.
Тот заметил неприязненный взгляд, но сохранил спокойствие.
— Та ну, какое там, товарищ старпом… Вот у меня вопросец к вам с чисто научным интересом: как у вас сейчас после всего этого… ничего внутрях не екает?
— В каком смысле? Вы о чем?
Второй помощник взял со штурманского стола ручку, подошел к календарю с Аллой Пугачевой и отметил на нем первый день дрейфа.
— Ну, вы все еще считаете, шо стоило старого капитана закладывать, шоб потом с новым посреди ледяных полей куковать?
Еремеев хотел было ответить, но передумал и, громко шибанув дверью, покинул рубку.
— С первым днем дрейфа, товарищ Еремеев! — усмехнулся вслед Банник. — Усе будет хорошо!
Отхлебнув второй раз из кружки, он посмотрел на коробку с сахаром. Потом решительно сгреб ладонью десяток кусков и спрятал в карман.
Поскуливая, Фрося с интересом наблюдала за передвижением сахара.
Заметив это, Банник дал ей один кусочек. И погрозил пальцем:
— Шоб молчала мне!..
Глава пятая
Антарктида; море Росса; борт ледокола «Михаил Громов» СССР; Ленинград; Балтийское морское пароходство Апрель — июнь 1985 года
Антарктида готовилась к продолжительной зиме. День становился все короче. Бледное солнце, если его не заслоняла облачность, ненадолго появлялось над горизонтом и, проплыв по короткой дуге, снова исчезало.
Кукушкин стоял у края вертолетной площадки, держась за леерное ограждение. Вокруг было светло, но солнце пряталось за толстым слоем облачности. Низовая метель несла по-над ледяным покровом снег. Позади пилота был намертво пришвартован к палубе вертолет. Одетые в брезентовые чехлы лопасти слегка покачивались, а стальные швартовые тросы издавали на ветру странный гул.
Михаил с тоской смотрел вдаль. Эту картину он наблюдал изо дня в день; сейчас он пытался отыскать в ней хоть какое-то изменение, хоть какую-то деталь, не замеченную ранее. Тщетно.
«Должно быть, в этом снежно-ледяном мире ничего не меняется миллионами лет», — с тоской подумал он.
Глянув влево, он вдруг заметил фигуру человека, вышедшего на палубу из надстройки. Приглядевшись, Кукушкин узнал Петрова, решительно направлявшегося к опущенному по правому борту штормтрапу.
— Андрей Николаевич! — окликнул пилот бывшего капитана.
Тот остановился.
— Привет, авиация. Ты чего тут трешься?
— Надеялся солнце увидеть, пока не стемнело. Надоело в темноте сидеть — для вдохновения вредно.
— Вот оно что…
— А вы чего?
— Тоже вот подышать вышел.
Михаил кивнул на снаряжение, прикрепленное к поясу Петрова.
— Подышать с фалом и ракетницей?
Улыбнувшись, моряк промолчал.
— Может, помощь требуется?
— Требуется, — кивнул Андрей Николаевич.
— Я готов. Что нужно делать?
— А ничего. Просто никому не говори, что видел меня.
— Хорошо, — удивленно пробормотал вертолетчик.
* * *
Цимбалистый сидел в своей каюте и кормил Фросю. С продуктами на судне стало туговато, но для единственной собаки у экипажа всегда находился лишний кусочек. Кто подбрасывал из своих старых запасов сахар, кто ломтик копченой колбасы, кто сало. В общем, питалась всеобщая любимица пока неплохо.
Внезапно за иллюминатором промелькнул силуэт спускавшегося по штормтрапу Петрова. Заметив тень, Фрося громко гавкнула.
Удивленно промычав, боцман повернул голову и посмотрел на светлое пятно. За иллюминатором никого не было…
Спустившись на лед, Петров поправил воротник теплой меховой куртки и двинулся в сторону скопления ледяных валунов. Он надеялся взобраться на самый крупный, и с его высоты осмотреть округу.
Идти, борясь с сильным ветром, пришлось минут 15.
Наконец, бывший капитан преодолел несколько сотен метров и с трудом взобрался по скользкой поверхности на вершину. Достав из-под одежды бинокль, он посмотрел в одну сторону, в другую…
Видимость из-за поземки была отвратительной. С борта судна казалось, что высота снежных вихрей небольшая, а на деле выходило, что в слое пяти-семи метров было видно не дальше четверти мили.
Чертыхнувшись, Петров спрятал бинокль. И вдруг заметил, как внизу — вблизи основания валуна — что-то блеснуло. Он хотел аккуратно спуститься вниз, да не получилось — валун неожиданно ожил. Послышался треск ломающихся льдин, из образовавшейся трещины выбило фонтан воды.
Твердь под ногами качнулась. Потеряв равновесие, капитан упал и неуправляемо заскользил вниз. Следом за ним с вершины покатились куски льда.
Сильно ударившись о заснеженный лед, Петров на миг потерял ориентацию. Ракетница отлетела на полтора метра, сверху продолжали сыпаться обломки, один из которых больно тюкнул острым краем в ногу.
