Не получалось. Ледяная вода хлестала через края заплатки. И хлестала так, что откачивающий насос не справлялся.
Тогда к работе приступил сварной. За 15 долгих минут он соорудил так называемый «талреп» — хреновину, при вращении средней части которой из нее выдвигались в противоположные стороны два стальных стержня с площадками на концах. Одна площадка упиралась в деку, вторая — в затычку на днище.
В общем, после часа борьбы с течью в трюме наступило затишье.
Мокрые с головы до ног, дрожащие от холода Петров, Черногорцев, Цимбалистый и несколько матросов направились к выходу из трюмного отсека. Воды было по колено, но больше она не прибывала.
В коридоре уставшую спасательную команду встретил кок.
— Кладовые затопило, — оповестил он расстроенным голосом.
— Остались без продуктов? — усталым голосом поинтересовался Петров.
— Муки нет. Круп нет, — вздохнул Тимур. — Фасоль спасли в банках. Теперь лобио буду готовить.
— Без жратвы протянуть можно, — прогудел Черногорцев. — А вот то, что повредило танки с пресной водой — проблема.
— Это верно, — согласился Петров.
— Идти нельзя — последнюю горючку спалим. И стоять опасно — льдом раздавит. Чего делать-то, Андрей Николаевич?
— Нашел, у кого спросить, — тихо ответил тот. — Из-за меня все проблемы и начались…
Распинывая воду, бывший капитан направился по коридору к трапу.
Переглянувшись, кок и стармех пошли следом…
* * *
В Ленинграде наступило лето. Дождливое, хмурое, но теплое и безветренное.
Галина лежала в четырехместной палате гинекологического отделения Центральной клиники Петроградского района. Адрес именно этой клиники нацарапал на листочке доктор, у которого она долгое время наблюдалась до беременности.
Одна из соседок спала, другая ушла на процедуры. Еще одна койка в палате пустовала после недавней выписки возрастной пациентки, потерявшей ребенка при тяжелых родах.
Чувствовала себя Галина неважно: слабость, отсутствие аппетита, токсикоз, повышенное давление, депрессия. Лицо ее осунулось, кожа стала бледной и покрылась пигментными пятнами.
Покосившись на спящую соседку, она поднялась с кровати. Стараясь не шуметь, оделась, подошла к двери и осторожно выглянула в коридор.
В коридоре было пусто и тихо.
Галина выскользнула из палаты и, придерживая большой живот, пошла к выходу из отделения.
— Больная, вы куда? — послышался голос медсестры, вышедшей из другой палаты.
Женщина ускорила шаг и, оказавшись на лестничной площадке, вызвала лифт. Ждать не пришлось — кабинка стояла на этом же этаже.
Двери распахнулись. Галя зашла внутрь и сразу нажала кнопку с цифрой «1».
Ворвавшаяся на площадку медсестра успела крикнуть:
— Больная, вас никто не выписывал!
Дверцы закрылись. Кабинка понеслась вниз. А рассерженная медсестра бросилась к телефону…
* * *
Вырвавшись из клиники, Галина подошла к проезжей части улицы. На ходу она достала из кошелька десятирублевую купюру и, заметив приближавшуюся легковушку, махнула рукой.
Машина остановилась.
Женщина тут же уселась на заднее сиденье и попросила:
— Поехали. И, пожалуйста, побыстрее.
Однако тронуться автомобиль не успел — подбежавший доктор Акулов преградил ей дорогу.
— Остановитесь! Я назначил вам операцию! — дернул он ручку двери.
Но Галина успела нажать кнопку стопоразамка.
— Операция назначена на завтра! — требовательно стучал по стеклу дверцы Акулов. — Вам разве не сказали?!
— Сказали. Я не согласна, — немного опустила стекло женщина.
— Почему? — вздохнув, доктор устало посмотрел на пациентку.
— Потому что мне рекомендовали вас как врача, способного спасти моего ребенка. А вы предлагаете…
— Вам нужны искусственные — сами вы не родите!
— Рожу!
— Вам 42 года! Проблемы с сердцем, первая беременность!
— Срок небольшой. Если будут искусственные роды, то ребенок не выживет. Так ведь?
— Зато вы останетесь живы! — начал злиться Акулов. — Будете рожать в срок — погибнете!
Секунду подумав, Галина переспросила:
— Точно?
— Девяносто процентов.
Полностью подняв стекло, она повернулась к водителю:
— Прошу вас, поехали.
Автомобиль набрал скорость и скрылся за углом, оставив у ворот клиники растерянного врача…
Глава седьмая
Антарктида; море Росса; борт ледокола «Михаил Громов» — борт ледокола «Новороссийск» Июль 1985 года
Полярная ночь достигла апогея: солнца уже третью неделю никто не видел, сумерки максимально сгустились, температура воздуха опустилась еще ниже, а сильные ветры не стихали.
«Громов» медленно дрейфовал вместе со льдами. «Семен Семеныч» постепенно нагонял его, каждый день понемногу сокращая дистанцию. Подчиняясь течению и ветрам, он ворочался, постоянно ломая окружавший его лед, расчищая себе путь. Трещины с грохотом «разбегались» от него в разные стороны. Некоторые из них достигали неподвижного ледокола.
Петров сидел в своей каюте на койке и рассматривал фотографию Люды. На снимке она была в легком летнем платье; счастливое лицо озаряла лучезарная улыбка.
Наконец, поставив фотографию на стол, Андрей решительно встал и, подойдя к шкафу, достал парадный мундир…
Спустя пять минут он шел по коридору в сторону радиорубки. Подойдя, постучал в дверь.
Никто не ответил.
Приоткрыв дверь, бывший капитан заглянул внутрь.
Никого. Радиостанция включена, из динамика доносится фоновый шум и потрескивание.
— Андрей Николаевич, вы ко мне? — послышался голос Зорькина.
Петров обернулся и увидел шедшего по коридору радиста; в руках у него был бокал с кипятком.
Капитан быстро нырнул в радиорубку и повернул в замке ключ.
— Андрей Николаевич! — молотил в дверь кулаком Зорькин. — Товарищ капитан, откройте!..
* * *
Радист тоже входил в разряд «возрастных» членов экипажа — ему было прилично за 40. Рост — 170; средняя комплекция с наметившимся над ремнем животиком, что немудрено при малоподвижной работе. Густые темные волосы, посеребренные на висках, ровные тонкие усики под прямым носом. На предплечьях парочка татуировок.
С семьей у него все было в порядке. Возле южной окраины Ленинграда — в деревне Славянка — имелся свой частный домик, где он проживал вместе с супругой, тремя детьми и престарелым отцом.
