Еще мгновение и случится трагедия.
Не случилась. На пути троса откуда-то появился толстый металлический лом.
— Ну и кто так крепит найтовы? — строго спросил капитан Петров, двумя руками удерживая лом. — Я вас спрашиваю, боцман!
— Виноват, товарищ капитан, — понурил голову Цимбалистый. — Животное вон… Не способствует нормальной работе. Мечется под ногами…
Петров глянул вслед собаке, успевшей отбежать на безопасное расстояние, а боцман, воспользовавшись моментом, погрозил своим подчиненным кулаком.
— Зашвартовать контейнер, — понизив градус строгости, приказал Андрей Николаевич. — А потом приварить к палубе фитинги, чтоб встал намертво.
— Слушаюсь…
Лева продолжал преследовать свою собаку, а боцманская команда, усиленная капитаном, принялась с удвоенной энергией крепить принятый на борт контейнер.
* * *
— А вот это он зря, — проворчал второй помощник Банник.
Старший помощник Еремеев стоял у другого окна рулевой рубки и тоже наблюдал сцену с контейнером.
— Ты про трос? — спросил он.
— Нет. Шо под трос полез — молодец! Людей от беды уберег. А вот крепежом занялся зря. Если капитан на судне лично занимается такелажем, это шо означает?
— Шо? — передразнивая говорок Банника, переспросил Еремеев.
— А то, шо дистанция нарушается.
Подпалив сигарету, старпом отошел к двери и приоткрыл ее. Уже оттуда махнул рукой:
— Брось. Ерунда все это.
— Дистанция — ерунда?! — распалился Банник, позабыв о стоящем рядом рулевом Тихонове. — Меня знаешь, как учили?
— Как?
— Матрос капитана бояться должен! Шоб капитан мимо шел, а матрос… — он вытянулся в струнку, — трепетал и дрожал, как осиновый лист. Вот!
Баннику было под пятьдесят. Бритый затылок, вес — далеко за сто, угрюмый взгляд из-под густых бровей, седые пшеничные усы, кулаки с пивную кружку и жуткий кубанский акцент. Сразу видно: добрейшей души человек.
Выпуская в сторону приоткрытой двери дым, Еремеев усмехнулся.
Матрос Тихонов в это время смотрел на экран локатора и обеспокоенно хмурился. Не удержавшись, выпалил:
— Товарищ старший помощник, прямо по курсу айсберг!
Позабыв о тлевшей сигарете, Еремеев подскочил к переднему ряду окон. Разглядев в слепящем белоснежном мареве контуры айсберга, он схватил микрофон судовой трансляции и взволнованно произнес:
— Капитану просьба срочно прибыть на мостик! Повторяю: капитану срочно прибыть на мостик!
Банник стоял на том же месте и обеспокоенно взирал то на айсберг, то на бегущего по палубе Петрова. Рука второго помощника застыла на полпути к машинному телеграфу.
С одной стороны, следовало немедленно застопорить ход, а то и врубить полный назад.
С другой — они ведь не на обычном судне и не на чистой воде. Потеря хода в таких толстых льдах порой влечет куда более серьезные последствия.
«Скорость сближения с айсбергом невелика, — решил про себя Банник. — Сейчас в рулевую поднимется капитан и решит, какой лучше предпринять маневр…»
* * *
Прибежав на бак, Фрося вдруг поняла, что оказалась в западне — ограждения двух бортов сходились в одной точке и дальше улепетывать было некуда. Осторожно выглянув из-за невысокого металлического ящика, она заметила медленно идущего в ее сторону хозяина. Проскочить мимо него было крайне затруднительно, и тогда она решила побыстрее разделаться с добычей.
Положив бутерброд на обледеневшую палубу, собака еще раз обнюхала аппетитные колбасные кругляши и принялась один за другим их поедать…
— Фрося! — крикнул Лева, растерянно приближаясь к высокому носу «Михаила Громова».
Здесь уже негде было спрятаться. Леерные заграждения, какие-то металлические балки, закрепленные вдоль смыкающихся бортов. И невысокий ящик с крышкой в полутора метрах от носа.
— Но я точно видел, что она прошмыгнула именно сюда, — растерянно пробормотал Лева.
Внезапно его взгляд зафиксировал комок шерсти знакомого окраса. Комок шевельнулся в одну сторону, в другую. «Хвост!» — довольно улыбнулся Лева и двинулся к ящику, за крышкой которого пряталась его смышленая Фрося.
— Вот ты где, — с наигранной строгостью сказал он, глядя на ее хитрую морду с умными глазами. — Ты когда научишься выполнять элементарные команды? Я же тебе русским по белому приказал сидеть в каюте и не выходить!..
Собака облизывалась. На палубе лежали хлебные крошки.
— Уже успела что-то украсть? — поднял он ее на руки. — Как тебе не стыдно, а?
Поглотив добычу, Фрося больше не сопротивлялась и никуда не спешила. Взгляд ее подвижных темных глаз словно говорил: «Ладно, хозяин, сдаюсь. Теперь так и быть — можешь отнести меня в каюту…»
Корпус судна содрогнулся. Где-то внизу послышался мощный треск.
Кое-как удержав равновесие, Лева отвлекся от собаки, сделал два шага к носовым леерам и осторожно посмотрел вниз. Под носом «Громова» эффектно ломался толстый лед; от разломов расходились причудливые трещины. Одна из них с жутким грохотом устремилась далеко вперед.
Лева проследил за ней взглядом. И вдруг побледнел: прямо по курсу над ледяной пустыней возвышался громадный айсберг. «Громов» шел, не сбавляя хода, а расстояние до исполинской ледяной глыбы сокращалось с каждой секундой…
* * *
Взволнованный Петров ворвался в рубку. Старший помощник стоял на левом крыле и что-то рассматривал в бинокль.
— Что случилось? — спросил капитан у Банника.
— Айсберг по курсу. Высотой не меньше двадцати метров.
Петров подбежал к ряду прямоугольных окон, вгляделся в даль. Потом метнулся к экрану локатора, чтобы хотя бы приблизительно вычислить дистанцию до угрожающего препятствия.
— Право руль! Курс двести пятьдесят! — скомандовал он.
— Есть право руль. Курс двести пятьдесят, — подкручивая штурвал, повторил Тихонов.
Ледокол начал медленно выполнять циркуляцию, пытаясь обойти на безопасном расстоянии грозный айсберг. Несколько секунд все шло по плану, ничто не предвещало беды.
Но внезапно с левого крыла в рулевую рубку забежал старпом и испуганно выпалил:
— Капитан, он переворачивается!
— Как? С какой стати?.. — Петров поднял бинокль.
— Одна из трещин от «Громова» дошла до него и… в общем, лед, в котором он держался, разрушен.
— Машине — стоп! — скомандовал Петров.
Банник резко перевел ручку машинного телеграфа в сектор «Стоп».
Гул, ровными волнами катившийся по корпусу судна, сделался тише. Ледокол по инерции еще раз навалился носом на лед, затем сполз назад и остановился в проделанной полынье.
