* * *
Спустя пять минут в рулевую рубку зашел Севченко. Хотя он и был укутан в одеяло, его тело все еще трясло от холода.
Петров, Банник и Еремеев удивленно уставились на него. Тихонов подобрался и оправил форменную одежду.
— Может, вам в каюту пока — согреться, отлежаться? — предложил Петров.
— Успею, — мотнув головой, с трудом проговорил Валентин Григорьевич. — Вы свободны, Андрей Николаевич. Благодарю за помощь.
— Но сейчас опять предстоит трудная работа, — попытался возразить бывший капитан.
Однако, видя решительный настрой Севченко, кивнул и удалился из рулевой рубки.
— Лево руля. Курс — 220.
— Есть лево руля. Курс 220, — повторил Тихонов.
— Второй помощник — на вертолетную площадку. Сейчас будем разворачиваться, корма пройдет в опасной близости от айсберга.
— Понял. — Банник направился к выходу, на ходу застегивая пуговицы куртки.
Капитан подошел к переговорному, взял микрофон и нажал кнопку:
— Машинное, Севченко говорит.
— На связи машинное.
— Каков у нас запас солярки?
— Часа на полтора.
— Понял. Малый вперед!
— Есть малый вперед, — отозвался Черногорцев. И, не успев отключиться, проворчал: — Что за сумасшедший дом?.. То по три месяца ладони в домино отшибаешь, то гоняют, как пацана…
* * *
Перо руля заняло крайнее левое положение. Винт плавно сделал один оборот, второй. И стал вращаться с постоянной скоростью. Упершись носом в край толстой льдины, судно медленно проносило корму мимо «Семен Семеныча».
Айсберг еле заметно покачивал вершиной. Вниз снова летели мелкие обломки льда, смешанные со снегом.
Банник стоял на краю вертолетной площадки и, позабыв о микрофоне радиостанции, завороженно глядел на проплывавшую мимо глыбу. Она была так огромна и величественна, что у старого моряка захватывало дух.
Корма двигалась всего в нескольких метрах от уходившей в бездну ледяной стены. Вода в небольшом промежутке, движимая винтом, то приподнималась, то с глухими утробными звуками уходила вниз…
Слева показался край «стены», представлявший собой довольно острую и неровную грань синеватого цвета с белыми прожилками из вкраплений пузырьков воздуха.
Второй помощник в последний раз задрал голову и глянул вверх.
Сыпавшиеся куски пролетали мимо…
Наконец, корма вышла из-под «Семен Семеныча» на относительно чистую воду.
— Мостик, за кормой свободно. Прямо руль и пошли вперед, — доложил Банник по рации, облегченно вздохнул и огляделся по сторонам.
Позади на вертолетной площадке прыгали и обнимались моряки с полярниками.
— Прошли! Прошли, едрит его в печенку! — крикнул второй помощник и подбросил вверх шапку.
Виляя хвостом, к нему подбежала довольная Фрося. Банник присел перед ней и поцеловал между ушей.
— Ты ж моя хорошая!..
* * *
После доклада второго помощника Севченко продублировал команду рулевому и без сил опустился в капитанское кресло. В тепле рулевой рубки он немного согрелся, но тело все еще сотрясала мелкая дрожь.
Теперь можно было и расслабиться: пойти в каюту, переодеться в сухую одежду и выпить горячего чая. А то не приведи господи, минувшее купание доведет до больничной койки. Долгова теперь нет — поднимать на ноги некому.
Но внезапно наступившую в рубке тишину нарушил радист Зорькин:
— Мостик, ответьте радиорубке!
— Мостик слушает, — ответил Еремеев.
— На связи пилот вертолета с «Новороссийска».
Старпом вопросительно посмотрел на Севченко.
— Пусть переключит связь на мостик, — тяжело поднимаясь, сказал тот.
— Переключаю…
Спустя несколько секунд динамик прохрипел незнакомым голосом:
— «Громов», я — «Четырнадцать, сто пятьдесят два». Слышите меня? Прием!..
— Я вижу его! — крикнул с крыла мостика Еремеев. — Идет на нас с курсом 250.
— Слышим, «Четырнадцать, сто пятьдесят два», — сказал в микрофон Валентин Григорьевич. — И наблюдаем.
— «Новороссийск» в десяти милях и следует курсом на вас, — доложил пилот. — Вы сумеете пройти ему навстречу?
— Попробуем, если подскажете ледовую обстановку.
— Сейчас осмотрю ледовые поля вокруг вас и доложу, где лучше пробиваться…
«Вертушка» приблизилась к «Громову», выполнила над ним вираж и пролетела пару километров в восточном направлении. После чего пилот сообщил:
— Метрах в 500 к югу от «Громова» лед имеет значительные трещины и повреждения. Можете попробовать двигаться навстречу «Новороссийску» там.
— Понял вас, — сказал Валентин Григорьевич. И, переключившись на машинное, поинтересовался: — Старший механик, на часок полным сможем?
— Запросто, — пробасил тот.
— Понял вас. Полный вперед!
Взбеленив под кормой воду, ледокол двинулся в указанном пилотом направлении…
* * *
Спустя полчаса после окончания сложной операции Галина вышла из наркоза. Некоторое время возле нее еще находился анестезиолог. Убедившись в нормальном состоянии пациентки, он улыбнулся, попрощался и сдал «вахту» медсестре, которая стала готовить Галину к переводу в палату.
Женщину перевезли на новое место, там она окончательно пришла в себя.
Спустя некоторое время дверь осторожно открылась. Вошедшая медсестра бережно несла в руках ребенка. Подойдя к постели, она осторожно передала матери завернутого в пеленку новорожденного.
Та приняла его, словно самую великую на свете ценность, поцеловала в лобик. Лицо ее озарилось счастливой улыбкой, по щекам покатились слезы…
За этой сценой через окно наблюдал профессор Акулов. Не глядя на стоявшего рядом ассистента, он устало проговорил:
— Антибиотики широкого спектра, холод на живот, дыхательная гимнастика, диета. К вечеру разрешите на 15 минут принять сидячее положение.
— Хорошо, — кивнул тот.
Подошедшая медсестра легонько тронула профессора за руку:
— Вы просили чай.
— Спасибо. — Он принял от нее чашку.
— Следующая операция по плану через 30 минут?
— Да-да. Кто у нас следующий?
— Семенова Татьяна Ивановна. 40 лет.
— Срок?
— 34 недели.
— Готовьте…
* * *
Развернувшись на курс, «Михаил Громов» ломал и раздвигал льдины, двигаясь по указанному вертолетчиком пути.
