Собрав материал для будущего очерка, она засобиралась на берег. Он проводил ее до трапа, пожал на прощание ладошку. И напоследок решил схитрить.
Дело в том, что девушка ему очень понравилась: симпатичная, со стройной фигуркой, с роскошными волосами, начитанная, остроумная. И вдобавок скромная. Вот и решил он хоть как-то выцыганить номер телефона.
— Люда, а как же мы узнаем, когда выйдет номер газеты с вашим очерком? — изобразил он наивное удивление. — Команда теперь будет его с нетерпением ждать.
Она на мгновение задумалась. Потом неуверенно сказала:
— Может, кто-нибудь позвонит в редакцию?..
— А не лучше будет вам оставить свой номер? Тогда капитан мог бы иногда позванивать.
Тут она смекнула, в чем дело, и подозрительно прищурилась:
— Кажется, вы меня обманываете насчет капитана?
Петров улыбнулся:
— Людмила, я знал только одного человека, который не врал. Да и тот был шизофреником.
Посмеявшись, она все же написала на чистом листе блокнота свой номер и, вырвав его, отдала старшему помощнику.
— Ладно, звоните.
И он позвонил. В первый раз действительно поинтересовался временем выхода очерка. А во второй отважился пригласить ее на свидание.
Она согласилась…
* * *
Поднявшись в рулевую рубку, Еремеев в сердцах хлопнул дверцей и бросил взгляд на присутствующих. Матрос Тихонов, как и положено, стоял у штурвала; второй помощник разглядывал отдалившийся от судна айсберг.
— Ну шо он там? — поинтересовался Банник, как всегда приправляя речь кубанским колоритом.
Не ответив, старпом нервно пожал плечами.
— Дело понятное. Небось и говорить с тобой не захотел?
Постучав пальцами по стеклу, Еремеев вдруг резко выпалил:
— Считаю, надо доложить обо всем в Ленинград.
— О чем именно?
— Обо всем, как есть.
Теперь взял паузу второй помощник — поглядывая на старпома, он помалкивал и ждал продолжения. А тот, заложив руки за спину, принялся расхаживать по рубке и придумывать текст…
— Несмотря на возражения экипажа, товарищ Петров своевременно не предпринял необходимых мер по спасению экипажа и судна…
— Экипажа — это, стало быть, нас? — не выдержал Банник.
— Да, нас. После его ошибочных действий сохранность судна и жизни членов команды были поставлены под угрозу. Результатом явилась смерть одного из полярников и такие-то повреждения…
— Смерть-то зачем приплел? — поморщился второй помощник, отчего один его ус приподнялся. — Он таки как раз хотел его спасти, а ты предлагал бросить.
Но Еремеев лишь отмахнулся на замечание. Закончив сочинять донесение, он обернулся в ожидании положительной реакции. Однако вместо одобрения во взгляде Банника он заметил насмешку.
Его это не смутило.
— Пусть там, — воздел он палец к потолку рулевой рубки, — теперь принимают меры. Высылают комиссию или воздействуют другими мерами.
— Правильно, — кивнул опытный моряк. — И дуста нехай пришлют.
— Какого еще дуста? Зачем?..
Банник деловито осмотрел углы помещения:
— Та крыса одна задолбала. Скребется и скребется…
Вначале старпом не понял, о какой «крысе» идет речь. Когда смысл фразы все же дошел до его сознания, обиженно проворчал:
— Между прочим, вы сами говорили, что капитан не соответствует. Дескать, с дистанцией сложности. Это ведь ваши слова, верно?
— У капитана — сложности. А ты, как я погляжу, в затылок ему дышишь, усугубляя эти сложности.
Сказав это, второй помощник прошел мимо старпома в сторону левого крыла мостика. Еремеев медленно развернулся и проводил непонимающим взглядом огромную фигуру пожилого моряка…
* * *
Несколько часов подряд ледокол «Михаил Громов» осторожно кромсал носом лед и с небольшой скоростью отдалялся от айсберга на северо-восток. К полуночи расстояние между судном и опасным препятствием увеличилось до нескольких сотен метров.
Сделано это было вовремя — под утро следующего дня по старой полынье к большому айсбергу приблизился его меньший собрат. Ледяные глыбы с жутким грохотом столкнулись. Большой айсберг лишь слегка покачнулся, а маленький рассыпался на мелкие части.
За завтраком в кают-компании собралась большая часть команды, свободная от вахты. Вечер и ночь были напряженными, но к утру моряки с полярниками успели прийти в себя, а потому решили помянуть погибшего Леву.
В кают-компании был накрыт центральный стол. За ним в числе прочих сидели Банник, Еремеев, Тихонов, Долгов, Беляев и Цимбалистый. Рядом с боцманом топталась Фрося.
Кок молча прошел вдоль стола и разлил по стаканам алкоголь. Виталию Цимбалистому он почему-то наполнил стакан до самого верха.
Тот удивленно замычал.
— Как пострадавшему, — объяснил кавказец. И добавил: — Пей, тебе надо поправляться:
Сидевший рядом с боцманом доктор озабоченно посмотрел на подопечного:
— Так и мычишь со вчерашнего дня?
Тот кивнул.
Долгов со знанием дела пощупал его шею, горло, лимфоузлы…
И заключил:
— Застудился не сильно — пора бы и заговорить. Нет, брат, это уже психология. Ты должен сам себя заставить…
В это время Беляев обхватил стакан огромной ручищей и поднялся.
— Товарищи, — негромко сказал он. — Я познакомился с Левой накануне крайней экспедиции. Здесь, в Антарктиде, хорошо его узнал. Золотой был человек с большой и открытой душой… Знаете, он ведь и домой не сильно хотел возвращаться. У него, кроме Фроси, и родни-то не было, — кивнул он на смирно сидящую собаку. — Когда «Громов» подошел к станции, он один не радовался и не торопился — словно понимал, чем закончится это путешествие. Так оно и обернулось… Мы все скоро будем в Ленинграде, а Левка останется здесь навсегда…
Беляев собирался сказать что-то еще, но запнулся, махнул рукой и, залпом осушив стакан, уселся на место. Остальные дружно встали, подхватили стаканы, чтоб помянуть товарища. Но дверь в кают-компанию внезапно распахнулась — на пороге появился капитан.
— Продолжайте, товарищи, — оценил ситуацию Петров.
Он не пошел к отдельному столику командного состава, а занял место во главе общего стола. Вид у него был крайне уставший.
Банник с Долговым переглянулись и опрокинули свои стаканы. Следом за ними выпили остальные. Затем все сели и стали вяло ковыряться вилками в тарелках.
Разговор за столом не клеился. Во-первых, настроение было ни к черту. Во-вторых, многих смущало присутствие капитана.
