На некоторых из них еще сохранились лохмотья от одежды, но в основном это были просто белые, голые кости. Мешанина костяных тире, точек, завитушек, восклицательных знаков, беспорядочно записанных на полях громадного блокнотного листа. Я видела отдельные черепа и нижние челюсти с сохранившимися в них зубами, изломанные остатки рук и ног, но больше всего здесь было маленьких, отломившихся от чего-то косточек. Вверх тянулись ребра, они напоминали пучки прибрежной травы или разбитые стойки для велосипедов рядом с заброшенной железнодорожной станцией. Местами высота груд достигала мне почти до пояса. Зал, в котором я очутилась, был большим, прямоугольной формы, но кости лежали только вдоль стен, не загромождая при этом видневшийся в дальнем конце зала темный прямоугольник противоположного выхода.
Я медленно вышла на середину зала, прикрывая согнутой ковшиком ладонью мерцающий огонек свечи — не только, чтобы не дать ему погаснуть, но и в знак уважения к мертвецам. Как же много костей…
А те, кому когда-то принадлежали эти кости, тоже были здесь.
Над завалами костей парили сотни белесых фигур, они сами напоминали язычки огня, только холодного, как лед. Почти неподвижные, почти прозрачные — застывшие в полете слезинки, излучающие слабый потусторонний свет. На лицах у них не было ни рта, ни носа, только два черных провала на месте глаз.
Они висели в воздухе, и смотрели на меня. Стоя посреди этого зала, я в полной мере ощущала их внимание, застарелую вековую боль и ненависть.
— Все в порядке, — сказала я им. — Я все понимаю.
Что там рассказывал об истории этой тюрьмы Джордж? Что в конце своего существования она стала скорее не тюрьмой, а лечебницей. Что ее последними обитателями были прокаженные и страдающие другими заразными заболеваниями несчастные. И никто не приходил сюда, все презирали и избегали их. А затем короли из династии Тюдоров выгнали их отсюда, и сравняли тюрьму с землей.
Выгнали их…
Я посмотрела на образованное скелетами кольцо.
Нет, не выгоняли они их отсюда. Просто заперли под землей, завалили обломками тюремных стен, и оставили умирать в темноте.
Так проще. Дешевле. Чище. Решает несколько проблем сразу. Обитатели этого места были либо преступниками, либо прокаженными. Кому было дело до них? Кого волновала их судьба?
Стоит ли тогда удивляться, что это место — такой мощный источник энергии и ярости?
— Я понимаю, — повторила я.
Фигуры замерцали, следили за мной своими темными немигающими глазницами. Я изо всех сил старалась проявить свое сочувствие к ним.
Но поймут ли они мои эмоции? Могут ли они вообще воспринимать какие-то эмоции после того, как столько времени провели погребенными заживо и забытыми, этого я сказать не могла. Столько сотен лет не находилось никого, кто вспомнил бы об их существовании…
Ладно, не стану никого винить. Я взглянула поверх догорающей свечи, и заметила на полу странную вещь. Я наклонилась вперед, слегка пошатнувшись при этом (ах, если бы пол перестал, наконец, вращаться перед моими глазами!), и внимательно присмотрелась. Да, так есть — скелеты, пожалуй, не самая большая загадка в этом зале.
Каменные плиты пола, над которыми я наклонилась, были чисто подметены, на них совершенно не было пыли, хотя пыль густо покрывала и переход, которым я сюда добиралась, и лежавшие по краям зала кости. На поверхности одной из плит, недалеко от моего левого ботинка, лежал какой-то предмет.
Маленький цилиндр, наполовину белый, наполовину коричневый. Вначале я решила, что это кусочек кости, но опустив свечу ниже, поняла. Это был окурок.
Окурок современной сигареты…
Я посмотрела на него, нахмурилась, осторожно тряхнула головой, пытаясь постичь непостижимое.
Вокруг себя я почувствовала движение, и когда подняла голову, увидела, что бледные белесые фигуры двинулись мне навстречу. Я нетерпеливо вскинула вверх руку и сказала им.
— Все в порядке, все в порядке. Дайте мне минутку. Мне нужно понять, что я здесь нашла.
Я выпрямилась. Теперь, когда я впервые по-настоящему обратила внимание на пол, я, наконец, заметила и другие странности. Весь пол в центре зала был на удивление чист — ни костей, ни пыли, ни какого-нибудь другого мусора. Такое ощущение, что его подмели, причем так тщательно, будто здесь похозяйничала Холли.
При этой мысли я хихикнула, и это неожиданно вывело меня из задумчивости. Я нахмурившись посмотрела на смыкающееся вокруг меня кольцо призрачных фигур и сказала.
— Освободите мне больше места. Вы мне мешаете. Отойдите немного назад, пожалуйста.
Я вышла на середину зала, восстановила равновесие (все вокруг продолжало плыть у меня перед глазами), нагнулась и хмуро уставилась на каменные плиты пола. Присмотревшись, я увидела на них многочисленные крапинки, показавшиеся мне капельками застывшего свечного воска. Я протянула палец, чтобы потрогать одну такую капельку, и едва не нырнула головой вперед.
— Вы начинаете меня всерьез раздражать, — сказала я призракам, которые еще больше приблизились ко мне, и не висели больше над лежащими вперемешку костями. Теперь они образовали круг по краям очищенного участка пола. Я ощущала, как внимательно они наблюдают за мной, чувствовала их, обращенный на меня, гнев.
— Я не собиралась с вами разговаривать, — сказала я. — И уж совершенно точно не стану этого делать, если вы не отойдете назад. Проваливайте! — удивительно, но призраки отступили. — Вот так-то лучше. Что вы здесь делаете? Откуда здесь свечной воск и окурок? Что это за круглые царапины на полу? А это черное, как от ожога, пятно в самом центре круга? Вы что, дурачились здесь? Костер разводили? Жгли что-нибудь?
Призраки, разумеется, ничего мне не сказали, но за их спинами я отчетливо ощущала эхо былых зверств и жестокостей, оно поднималось черным облаком, клубилось над нами, страшное, как песчаная буря, надвигающаяся на маленький, затерянный в пустыне, городок.
— Я обещаю всех вас похоронить, как положено, — сказала я. — В настоящих гробах, с соблюдением всех ритуалов. Никого из вас не отправят в печь. Не беспокойтесь, я договорюсь об этом с Локвудом. Он, конечно, слегка чокнутый, когда речь идет о вас, призраках, но это я как-нибудь улажу. Не волнуйтесь. Локвуд разберется со всеми вами…
Разберется. Лишь бы только был жив и здоров.
Внезапно меня пронзила мысль: а что, если нет? Что, если он не здоров и даже не жив? Хуже всего, что это была не просто шальная мысль, а, скорее, твердая уверенность в том, что так оно и есть. И следом за ней — новая мысль: а что, собственно, я здесь делаю? Зачем трачу время на разговоры с призраками, когда Локвуд пропал, унесенный ураганным ветром? Все мое тело пронзила боль. Голова гудела. Я почти опустилась на колени.
Может быть, он тоже здесь, в этой яме? Будь Локвуд жив, он давно уже был бы рядом со мной. А так… Лежит под какой-нибудь грудой земли и мусора. Мой страх вырвался наружу, громадной волной покатился к краям зала. И тут же все призраки снова зашептали на разные голоса.
