— Разбирательство??? — Лицо Сергея сделалось страшным. Одним прыжком сократив меж нами расстояние, он впился в мои голые плечи пальцами и принялся трясти, выкрикивая через слово ругательства: — Ты дура!!! Ты набитая дура!!! Разбирательство!!! Какое разбирательство??? Хочешь, как Нюрка Каренина на рельсах сдохнуть??? Дура!!! Конченая дура!!! Забудь об этом, слышишь?! Забудь и не вспоминай больше никогда!!! Если хочешь еще пожить, если хочешь, чтобы я был с тобой, забудь!!! Поняла меня, Дашка!!!
— Это твое условие? — Странно, что я вообще могла говорить в тот момент. Причем говорить достаточно твердо, без слез и нервной дрожи, которая постепенно начинала терзать меня изнутри.
— Да, черт побери!!! Это мое условие!!! Если я тебе дорог, то ты забудешь обо всем этом дерьме. Сегодня же, слышишь, поезжай на дачу и сиди там до конца отпуска. — Он вдруг сместил свою левую руку мне на затылок и силой заставил посмотреть ему в глаза. — Ты сделаешь так, Дашка!!! Или за последствия я не отвечаю!!!
— Это угроза? — поинтересовалась я.
Опять ровно и спокойно спросила. Нет, все-таки мои неполные тридцать пять — огромное преимущество перед восемнадцатью или двадцатью шестью. Выдержать такое, не дрогнув телом и лицом!.. Еще лет десять назад я бы точно упала без чувств к его ногам или, чего доброго, забилась бы в истеричном припадке. А сейчас так ничего, держусь. Даже улыбаюсь, чем раздражаю его неимоверно.
— Лыбишься, значит? — Лицо Аракеляна превратилось в ритуальную маску. — Ну, ну… Смотри, как бы потом плакать не пришлось.
И он, конечно же, отправился одеваться. Мавр сделал свое дело и ушел, называется. Я просочилась следом за ним в спальню, совершенно без эмоций проследила за тем, как он натянул штаны, застегнул рубашку, которая сильно помялась, валяясь на полу слева от кровати. Ну никакой аккуратности в человеке! Потом также молча проводила его до двери в прихожей и, не говоря ни слова, повернула головку замка.
— Тебя, наверное, все это забавляет? — вдруг спросил он, угрюмо глядя мимо меня.
— А я думала — тебя! — и я снова улыбнулась ему мило и кротко. — У тебя стало хорошей традицией уходить от меня именно так: со скандалом. Сначала ночь, полная любви и страсти. А под утро отрезвляющий холодный душ, чтобы, значит, жизнь малиной не казалась или надежд на тебя никаких не лелеяла. Понимать можно по-разному… Только ты не заморачивайся, Сережа, особенно. Я достаточно взрослая девочка и все понимаю.
— И что ты понимаешь?
Он снова стал самим собой и смотрел теперь на меня устало и обреченно. Именно так он смотрел на меня в день нашего первого знакомства, после того как мы с ним в машине… Хотя мог притворяться и тогда, и теперь.
— Все! А теперь тебе пора! — И широко распахнув дверь, я подтолкнула его к выходу.
Он, правда, особо не упирался. Но когда я уже почти выставила его вон, Аракелян вдруг поймал мою руку и поднес к своим губам со словами:
— Береги себя, дурочка. И смотри не запутайся…
Значения его донельзя загадочному виду и словам я в тот момент не придала никакого. Все силы сконцентрировав на том, чтобы проводить его достойно и не разреветься с досады, я лишь коротко ему кивнула. Но много позже я о них вспомнила, а вспомнив, пришла в ужас от собственной недальновидности, потому что запуталась уже на другой день.
Глава 6
Моя машина наматывала километры, увозя меня за город. Наконец-то я отправилась на дачу. Перед этим заглянула в супермаркет, набила продуктами две сумки, сама не понимая, куда мне одной столько. Никому не позвонила, никому ничего не сообщила, а просто села в машину утром следующего дня и уехала.
После вчерашнего ненастья воздух пропитался влагой, оседавшей мелким бисером на волосах, одежде и стеклах машины. С тоской наблюдая за упорядоченным мельтешением «дворников» на ветровом стекле, я предавалась размышлениям на тему: чем в такую погоду можно будет занять себя на даче?
Выбор невелик. Можно будет натянуть резиновые сапоги, взять в руки лукошко и, сшибая хворостиной поникшие головки подорожника, не торопясь поблуждать по березовым посадкам в поисках грибов. Сапоги стоят, где всегда стояли: под старой вешалкой слева от входа. Хворостин в запущенном саду пруд пруди, лукошко тоже имеется. Старенькое такое, не раз чиненное папой…
Или завернуться в дождевик, который лежит у меня в одном из кармашков большой дорожной сумки, и рыбачить. Просто сидеть, смотреть на замерший в ряске поплавок и ждать, когда клюнет. Натаскать с десяток карасей. Перечистить их, с самозабвением соскребая сверкающую амальгаму чешуи, а потом зажарить их в сметане. И еще укропчиком сверху посыпать. Наталья, помнится, что-то такое говорила про укроп. Где-то она его в начале лета сеяла. Может, уцелел…
Потом что? Потом надо будет побродить по саду и поискать яблок. Цвели они в мае обнадеживающе буйно. Может, что и оставил после себя весенний ураган. Папа прививал антоновку. А мама любила грушовку, вечно плюхавшуюся по ночам на землю с тупым шуршащим звуком…
В горле вдруг заскребло, а глаза застлало пеленой. Господи, как же давно это было! Славное, сладкое детство. С милыми звуками, запахами и воспоминаниями, которые мы оттуда выносим. Жаль, что нельзя прожить его дважды…
— Здравствуйте, Даша!
Сторож дядя Жора, такой же древний, как пруд возле нашего дома и перекладина шлагбаума, поднятая им, комкал допотопный картуз и улыбался мне приветливо беззубым ртом.
— Здрассте, дядь Жор. — Заглушив мотор, я вылезла на улицу возле его сторожки и с наслаждением втянула в себя влажный, пропитанный запахами зреющей антоновки воздух. — Как тут хорошо!!!
— Да уж… Только вот не ездите совсем, Даша. Забор почти завалился. Чинить хотел, да не позволили. — Дядя Жора пытливо глянул на меня из-под тяжелых надбровий.
— Кто не позволил? — я даже не сразу поняла, что он мне сказал, спросила скорее по инерции, потому что должна была спросить.
— Тот, кто его и завалил! Я, было, стал ругаться, а мне начали деньги совать и выпроваживать. Нехорошо так. Я тут почитай всю жизнь и мзду не привык с хозяев брать. Не той мы закваски, Дашенька. А они мне деньги! Да ладно бы путевые, а то эту ерунду американскую! Десятка американская! Куда я здесь с ней сунусь?! В ларек? Засмеют! К Таське за водкой? Выпроводит, скажет, что сам нарисовал! А они мне доллары в нос, тьфу! Сами, значит, с икрой и колбасами, с водкой, а меня за порог с десяткой зеленой! Срамота одна, Дарья!
Дядя Жора ябедничал самозабвенно и со знанием дела. За три минуты бессвязной, казалось бы, болтовни он успел сообщить мне ценнейшие по сути своей сведения.
На моей даче в мое отсутствие были гости. Новостью это не было, там постоянно обитал кто-нибудь из моих друзей. Настораживал тот факт, что приезжавшие повалили забор. А это могло случиться только в одном случае: человек, управлявший автомобилем, был здесь впервые. На крохотном пятачке перед воротами развернуться невозможно, не задев старый, дышащий на ладан, штакетник. Нужно проехать метров двадцать вперед и уже там, в тупике, граничащем с огородами соседней улицы, маневрировать. Все мои подруги и члены их семей про тупик знали и всегда разворачивались именно там.
