— Господи! Сережа! Ты говоришь такие вещи… Мне страшно!!! Что происходит?! — Я поймала его руку, которая сноровисто полезла мне под халат. — Я ничего не понимаю! Кругом фальшь, ты врешь мне постоянно! Даже в тот первый день знакомства… Зачем ты соврал мне?
— Когда, Дашунь? — Дыхание у Аракеляна участилось, губы стали настойчивее, а руки смелее. — Я стараюсь вообще не врать тебе… без необходимости. А если и вру, то во спасение.
— Во спасение?! Кого, интересно, могла спасти твоя ложь о том, что мы учились с тобой в одной школе?! Что ты искал у меня на даче, роясь в шкафах?! Потом в квартире! — Мне трудно было предъявлять ему претензии, находясь с ним в одной постели; слышать напряженный стук его сердца, чувствовать каждой клеткой своего тела его желание и одновременно говорить. Но не говорить было нельзя. — Сережа! Я прошу тебя… Ну, выслушай же меня и ответь хотя бы на один вопрос! Зачем ты соврал про школу?!
Он не слушал. Его руки жили самостоятельной жизнью, прокладывая себе дорогу в ворохе моей одежды. Халат, пижама, носки чем-то помешали, улетев шерстяными комочками в угол спальни. Все было скомкано и отброшено, все… И мои тревоги в том числе. Его губы терзали мои, не давая им возможности исторгать что-то помимо стона. Ну, почему я так слаба перед его натиском?! Мне же нельзя быть слабой. Я должна быть сильной, потому что я должна…
— Ты любишь меня?! — Он приподнялся надо мной, сильный, красивый, загорелый. Рывком поднял меня и прижал к себе, повторив: — Скажи, что любишь, невзирая ни на что! Даже если узнаешь обо мне что-то ужасное, все равно будешь любить! Скажи мне это, Даша! Это так важно для меня, для нас…
— Да, я люблю!!! Люблю больше самой жизни!!! — Мне хотелось выть, рыдать в полный голос от собственной беспомощности.
Что делал со мной этот дьявол в человеческом обличье?! Он выжигал все внутри меня, лишал воли и способности думать. Куда девалась женщина разумная, тридцати четырех лет от роду? Неужели это стонущее, жаждущее и просящее избавления существо в его руках — это я?! Так же нельзя! Это же страшно! Но сама мысль о том, что он может сейчас выпустить меня из своих рук и уйти, казалась еще ужаснее. И я цеплялась за него, и целовала, и делала все, о чем он просил. Его запах, его вкус, его голос, дыхание. Все смешалось и кружилось перед глазами. Я любила его и желала обладать, и ощущение это сделалось почти болезненным, потому что оно не могло насытить, оно могло только погубить…
— Ты дьявол! — прошептала я час спустя, лежа поперек кровати и наблюдая за тем, как он лениво манипулирует кнопками на пульте от телевизора. — И за это я тебя почти ненавижу!
— А любишь за что? — Аракелян остановил свой выбор на местных новостях и, мельком взглянув на меня, уставился в экран телевизора.
— За это же, наверное, и люблю, — отвечала я, пусть сумбурно, но предельно искренне. — Это пугает, Сережа.
— Волков бояться, в лес не ходить, ты же знаешь, — отозвался он рассеянно, не переставая вслушиваться в стрекот ведущей криминальной хроники.
— Что ты жаждешь там услышать? — Я оторвала наконец свой взгляд от его лица и сместила его на экран. — О, машина Игоря, кажется. Не слабо рвануло. Уже установили, кто в ней был?
Все это было сказано мною скороговоркой, а взгляд по-прежнему изучал то, что когда-то называлось машиной Игоря. Зрелище было плачевным и впечатление производило соответствующее. Представлять, что осталось от людей, находившихся внутри, не хотелось, потому что даже останков могло не быть.
— Женщина — одна из его любовниц, кажется. Точно не знаю. — Сергей снова принялся терзать кнопки пульта. — Разве это так важно?..
— А мужчина? — спросила я, переваливаясь на бок и накрываясь краем покрывала.
— Мужчина? Какой мужчина? — Аракелян непонимающе насупил брови, боясь оторваться от спортивных новостей, где Майк Тайсон во всей красе своих сорока лет укладывал на ринге какого-то молодого нахала. — Говорю, Игорь был с любовницей.
— Может, парня и звали Игорь, я не знаю, но только это был совсем другой Игорь, а не наш с тобой общий знакомый.
Меня вдруг обидело его невнимание. Нашарив на полу халат, я оделась и ушла в ванную. Там я пробыла намеренно долго и даже чуть подкрасила лицо, хотя ситуации это спасти никак не могло: синяки приобрели зловеще лиловый оттенок. Когда вышла оттуда, то обнаружила Аракеляна в прихожей полностью одетым и даже в зашнурованных ботинках.
— Ты так торопишься? — поинтересовалась я, постепенно начиная закипать. Он действительно воспитывался в зоопарке, раз мог позволять себе подобные фортели. — Спасибо, что хватило ума дождаться моего выхода из ванной.
— На здоровье, — пробурчал он без намеков на любезность. — С ним ты, кстати, подзадержалась. Даш, что ты говорила об Игоре?
Вот, оказывается, чем мы обязаны задержке! Ему нужна информация. Иначе мне снова пришлось бы придумывать для себя предлог его ухода. Правда, в лучшем варианте могла быть и записка.
— Что там с Игорем, я не понял? — Аракелян нетерпеливо подрыгивал левой ногой, словно намеревался вот-вот оттолкнуться и вылететь прямо в подъездное окно.
— Он жив. — Сцепив руки на груди, я во все глаза смотрела на человека, только что вынырнувшего из моей постели. И не могла понять, что же именно ему от меня нужно. В искренность его признаний я постепенно переставала верить.
— Как жив?! Машину ты видела по телевизору?
— Видела, и что?
— Даша, ты кончай юлить! — Видимо, Аракелян очень спешил, раз снова позволил себе повысить на меня голос. — Это очень важно! Куда важнее, чем ты думаешь! Если он и в самом деле жив, то это многое меняет! Почти все!
— Что это меняет? И что почти все? Я могу вернуть тебе каждый твой вопрос, Сережа. Что-то происходит! Что?! Если раньше меня это не касалось, то теперь… — Я нервничала и оттого говорила совсем не то, что хотела. Вернее, совсем не то, что казалось мне на самом деле важным, наши отношения, например. — Ты врешь мне постоянно!
— Ты повторяешься, дорогая, — не без раздражения перебил он меня и уже с большим нажимом повторил вопрос: — Откуда у тебя информация, что Игорь жив?!
— Почему ты мне соврал про школу?
Еще немного, и я точно разревусь. Его глаза смотрели на меня совершенно холодно. Где то тепло и нежность, которыми я была полна еще десять минут назад? Куда все это подевалось вот так вдруг и сразу?!
— Ты приходишь ко мне для того, чтобы выспаться, покушать и переспать со мной!
И совсем не желая опускаться до упреков, принялась перечислять ему все его огрехи и оплошности, не забывая при этом загибать пальцы. Кричала на него, плакала, некрасиво хлюпая носом, и снова кричала. Сцена была омерзительной, я и самой себе казалась не лучше. Но остановиться было очень тяжело. На удивление, Аракелян все это выдержал. Прислонившись к двери, он терпеливо внимал моей истерике, не забывая, правда, при этом поглядывать на свои ногти.
