Старший инспектор Гамаш вытянул шею, пытаясь увидеть, почему застопорилось движение. Они почти не двигались по узкой улице внутри квартала. На перекрестке он увидел городского копа и ограждение. Гамаш подъехал к копу.
– Проезжайте, – скомандовал тот, даже не взглянув на водителя.
– Отчего пробка? – спросил Гамаш.
Коп посмотрел на Гамаша как на сумасшедшего:
– Вы что, не знаете? Парад Санта-Клауса. Проезжайте, вы задерживаете других.
Тереза Брюнель стояла сбоку от окна и смотрела на дорогу.
Она знала, что уже скоро.
Но продолжала слушать историю Мирны. У этой истории был длинный хвост. Он тянулся назад на десятилетия. Простирался почти за память живущих поколений.
До святого, до чуда и рождественской шапочки.
– «МА», – сказала Мирна. – Вот в чем ключ. На каждой шапочке мать вывязала инициалы. «МК» – для Мари-Констанс и так далее.
– И кто же скрывается за «МА»? – спросила Клара.
Она перебрала в уме имена девочек. Виржини, Элен, Жозефин, Маргерит, Констанс. Никого, чье имя начиналось бы с «А».
И тут ее глаза широко распахнулись и засияли. Она посмотрела на Мирну:
– Почему все считают, что их было всего пять? Конечно, их было больше.
– Больше чего? – спросил Габри.
Но Оливье уже понял.
– Больше детей, – ответил он. – Когда девочек забрали у родителей, Уэлле наделали еще.
Мирна медленно кивала, наблюдая, как до них доходит правда. Теперь-то ей казалось таким очевидным, включая намеки Констанс. Но очевидным это стало лишь после того, как она прочла письмо Армана.
Когда у Мари-Ариетт и Исидора забрали любимых дочерей, что им оставалось, кроме как родить еще детей?
В своем письме старший инспектор Гамаш сообщал, что отдавал шапочку на анализ ДНК. На ней обнаружилось его ДНК и ДНК Мирны – они оба недавно держали шапочку в руках. Еще нашли ДНК Констанс и одну неизвестную. Похожую на ДНК Констанс.
Гамаш признался, что сначала он подумал, будто это ДНК отца или матери, но криминалист сказал, что это ДНК сестры или брата.
– Еще одной сестры, – сказала Клара. – Мари-А.
– Но почему никто не знал о младшей сестре? – спросил Габри.
– Бог ты мой, – рявкнула Рут, с отвращением глядя на Габри. – Я-то думала, что тот, кто сам практически художественный вымысел, должен лучше разбираться в мифах.
– Ну, когда я вижу горгону, то сразу ее узнаю.
Габри сверлил взглядом Рут, а она смотрела на него так, будто хотела превратить в камень.
– Слушайте, – сказала наконец Рут. – Пятерняшки считались чудом, верно? Бесплодная земля дала богатый урожай. Прощальный дар брата Андре. И как бы выглядело, если бы мамочка стала еще плодить детишек? О чуде пришлось бы забыть.
– Доктор Бернар и правительство сообразили, что мамочка снесла золотые яйца, а теперь должна остановиться, – сказала Мирна.
– Скажи такое я, меня бы кастрировали, – пробормотал Габри на ухо Оливье.
– Но неужели это так волновало людей? – спросил Оливье. – По-моему, пятерняшки оставались бы удивительным явлением независимо от того, сколько братьев и сестер у них было бы.
– Однако как акт Божьего благоволения они были особенно удивительным явлением, – сказала Мирна. – Как раз этим и торговали доктор Бернар и правительство. Не цирковой трюк, а деяние Божье. Во время Великой депрессии и войны люди ходили к ним не просто посмотреть на одинаковых девочек, а увидеть надежду. Доказательство существования Бога. Щедрого и доброго Бога, принесшего дар бесплодной женщине. Но если мадам Уэлле вовсе не была бесплодна? Если у нее рождались и другие дети?
– Если бы Христос не воскрес? – подхватил Габри. – Если бы вода не превратилась в вино?
– В их истории бесплодие мадам Уэлле играло важную роль. Без бесплодия не было бы чуда, – сказала Мирна. – Без него пятерняшки превращались бы в диковинку, и ничего более.
– А нет чуда, нет и денег, – добавила Клара.
– Поэтому новый ребенок грозил уничтожить все, что они создали, – сказала Рут.
– Их доходы в миллионы долларов, – сказала Мирна. – Ребенка нужно было спрятать. По мнению Армана, именно это мы и видели, когда во время киносъемки Мари-Ариетт закрыла дверь перед дочерьми.
Они вспомнили картинку, запечатлевшуюся в их памяти. Маленькая Виржини плачет, пытается вернуться в дом. Но дверь закрыта. Собственная мать захлопнула ее. Вовсе не для того, чтобы не впустить дочерей, а чтобы не выпустить младшего ребенка. Чтобы ребенок по имени МА не попал в кадр.
– Констанс сообщила нам только одну вещь о себе, – сказал Габри. – Что она и ее сестры любили играть в хоккей. Но в команде должно быть шесть игроков, а не пять.
– Точно, – кивнула Мирна. – Когда Констанс говорила мне о хоккейной команде, для нее это было важным, но я решила, что это просто старые воспоминания. Что она испытывает новообретенную свободу рассказывать о своей частной жизни и захотела начать с чего-то тривиального. Мне и в голову не пришло, какой смысл она вкладывает в свои слова. Ключ. Шесть детей, а не пять.
– Мне это тоже не пришло в голову, – сказала Рут. – А я ведь тренирую команду.
– Ты ее не тренируешь, а мучаешь, – заметил Габри. – Это не одно и то же.
– Но считать-то я умею, – сказала Рут. – На поле шесть игроков, а не пять. – Она задумалась на секунду, рассеянно гладя Розу по голове и шее. – Только представьте себя таким ребенком. Исключенным из общей жизни. Спрятанным. Наблюдающим, как твои сестры купаются в лучах славы, тогда как тебя держат в тени, словно нечто постыдное.
Они несколько секунд сидели в тишине, пытаясь вообразить жизнь такого ребенка. Иметь не одну сестру, которую родители любят больше, а целых пять. И не только родители, но и весь мир. Им достаются красивые платья, игрушки, конфеты, они живут в сказочном домике. Они в центре внимания.
А МА остается в стороне. Ребенка намеренно отталкивают в тень. Держат взаперти.
– Так что же случилось? – спросила Рут. – Ты хочешь сказать, что Констанс убила ее собственная сестра?
Мирна подняла руку с конвертом, подписанным четким почерком Гамаша.
– Старший инспектор Гамаш считает, что эта история восходит к первой смерти. Виржини. – Мирна посмотрела на Рут. – Констанс видела, что случилось. И Элен тоже видела. Они сказали другим сестрам, но больше никому. То происшествие стало тайной, связавшей их.
– И они унесли ее в могилу, – подхватила Рут. – И постарались похоронить. Виржини была убита.
– И убила ее одна из них, – добавил Габри.
– Констанс приехала сюда, чтобы сказать тебе об этом, – проговорила Клара.
