Чем больше он искал, тем сильнее убеждался, что она где-то там, скрывается в какой-то извилине его мозга. Пожилая женщина, которая не хочет открывать свое лицо.
А теперь вот она пропала. Либо по собственной воле, либо по чьему-то умыслу.
Задумавшись, Гамаш поднес руку к виску. Он чувствовал, что приближается, приближается.
Уэлле. Уэлле. Констанс Уэлле.
Потом он сделал вдох и прищурился. Перед его мысленным взором возникла черно-белая фотография. Не семидесятисемилетней женщины, а улыбающейся, машущей рукой девочки.
Он нашел ее.
– Вы знаете, о ком я говорю, – сказала Мирна, увидев свет в его глазах.
Гамаш кивнул.
Но во время поисков он споткнулся о другое воспоминание, гораздо более свежее. Гораздо более тревожное. Он встал и подошел к письменному столу в тот момент, когда Лакост повесила трубку.
– Никаких результатов, шеф, – доложила она.
Он кивнул и взял у нее трубку.
Мирна поднялась:
– Что?
– Так, одна мысль, – сказал Гамаш и набрал номер.
– Марк Бро. – Голос резкий, официальный.
– Марк, говорит Арман Гамаш.
– Арман. – Голос зазвучал приветливо. – Как поживаешь?
– Отлично, спасибо. Послушай, Марк, извини, что беспокою…
– Никакого беспокойства. Чем могу служить?
– Я в Восточных кантонах. Сегодня приблизительно в четверть одиннадцатого мы проехали по мосту Шамплейна… – Гамаш повернулся спиной к Мирне и понизил голос. – И видели, как твои люди поднимали тело на южном берегу.
– Хочешь узнать, кто это?
– Не хочу вторгаться в твою юрисдикцию, но мне нужно знать.
– Сейчас посмотрю.
Гамаш услышал стук клавиш – глава отдела по расследованию убийств Монреальской полиции просматривал последние сведения.
– Есть. Пока мало что известно.
– Женщина?
– Да. Судя по всему, уже дня два. Вскрытие назначено на вторую половину дня.
– Ты подозреваешь убийство?
– Маловероятно. Ее машину нашли наверху. Похоже, она хотела спрыгнуть с моста в воду и промахнулась. Ударилась о берег и скатилась под мост. Там ее и нашли сегодня утром рабочие.
– Имя тебе известно?
Гамаш приготовился услышать: «Констанс Уэлле».
– Одри Вильнёв.
– Как?
– Тут написано: Одри Вильнёв. Около сорока лет. Муж сообщил о том, что она исчезла два дня назад. Не появилась на работе. Мм…
– Что? – спросил Гамаш.
– Занятно.
– Что занятно?
– Она работала в министерстве транспорта, в дорожном отделе.
– Инспектором? Не могла упасть случайно?
– Постой-ка… – Наступила пауза, пока старший инспектор Бро читал файл. – Нет. Работала старшим клерком. Почти наверняка самоубийство, однако вскрытие может внести коррективы. Прислать тебе, Арман?
– Нет, не надо. Но спасибо. Joyeux Noёl
[15], Марк.
Гамаш повесил трубку и повернулся к Мирне Ландерс.
– И что? – спросила она и напряглась в ожидании ответа.
– Сегодня утром из-под моста Шамплейна извлекли тело. Я опасался, что это ваша приятельница, но нет.
Мирна закрыла глаза. Потом снова открыла:
– Так где же она?
Глава пятая
Возвращаясь в Монреаль, Изабель Лакост и старший инспектор Гамаш застряли в пробке на подъезде к мосту Шамплейна. Шел пятый час, но солнце уже зашло, и казалось, что наступила полночь. Снег перестал, и Гамаш посмотрел в окно со стороны водителя, через шесть полос движения. На то место, где Одри Вильнёв предпочла смерть жизни.
Ее семью уже известили. Арман Гамаш нередко приходил в дома вестником смерти, и с годами тяжесть этой добровольной обязанности не легчала. Смотреть в лицо мертвецам было легче, чем в лицо их близким в тот момент, когда мир для них изменялся навсегда.
Его миссия была сродни убийству, которое совершал он сам. Матери, отцы, жены или мужья отворяли дверь на его стук с верой, что мир не без изъянов, но в принципе довольно приличное место. Пока он не начинал говорить. Он все равно что сталкивал их в пропасть. И наблюдал, как они летят. Как ударяются о дно. А потом он видел их потрясенный взгляд. Они безвозвратно становились другими, а та жизнь, которую знали, уходила навсегда.
И то выражение в их глазах… как будто это он был причиной их горя.
Перед тем как им уходить, Мирна дала Гамашу адрес Констанс.
– Как она выглядела, когда приезжала? – спросил он.
– Как всегда. Некоторое время я ее не видела, но мне показалось, что она ничуть не изменилась.
– Ее что-нибудь беспокоило?
Мирна покачала головой.
– Деньги? Здоровье?
Мирна снова покачала головой:
– Она, как и следует предполагать, человек очень замкнутый. Она почти ничего не рассказывала о своей жизни, но по ее виду я бы не сказала, что она чем-то озабочена. Она радовалась встрече со мной и радовалась будущему приезду на праздники.
– Вы не заметили ничего необычного? Она ни с кем здесь не ссорилась? Никого не обидела?
– Вы подозреваете Рут? – спросила Мирна, и на ее лице промелькнула улыбка.
– Рут я всегда подозреваю.
– Вообще-то говоря, Констанс и Рут поладили. Между ними возникла некая «химия».
– Химия или алхимия? – спросила Лакост, и Мирна улыбнулась.
– Они похожи? – спросил Гамаш.
– Рут и Констанс? Нет, они совершенно разные, но по какой-то причине понравились друг дружке.
Гамаш не без удивления взял ее слова на заметку. Старой поэтессе принципиально не нравились все подряд. Она ненавидела всех и каждого, если ей хватало энергии, требующейся для ненависти.
– «Но кто тебя обидел так, / что ран не залечить, / что ты теперь любую / попытку дружбу завязать с тобой / встречаешь, губы сжав?»
– Что-что? – спросил Гамаш, которого этот вопрос застал врасплох.
Мирна улыбнулась:
– Строки из стихотворения Рут. Как-то вечером, вернувшись от нее, Констанс процитировала их мне.
Гамаш кивнул, подумав: дай бог, чтобы, когда они найдут Констанс, ее рану можно было залечить.
Он прошел через магазин к вешалке и взял куртку. У двери он поцеловал Мирну в обе щеки.
Она удержала его на расстоянии вытянутой руки, глядя ему в лицо:
