– Они не львы, Изабель. Они могут досаждать, но они ничтожны. Они муравьи или жабы. Можно переступить через них или обойти их. Но не нужно наступать на них. С жабами не воюют.
«Жабы или какашки. Фекалии какого-то зверя покрупнее», – думала Лакост, выходя из кабинета шефа. Старший инспектор прав, решила она. Новые агенты не стоят того, чтобы тратить на них силы. Она их обойдет. Пока.
Гамаш поставил машину на зарезервированное место – знал, что сотруднице, которая обычно паркуется здесь, оно не понадобится. Она улетела в Париж.
Он посмотрел на часы: два часа. Помедлил, закрыв глаза. Потом открыл их и решительно зашагал по обледенелой дорожке к служебному входу в Национальную библиотеку. У двери он набрал код Рейн-Мари на замке и услышал щелчок запора.
– Месье Гамаш. – Лили Дюфур с понятной обеспокоенностью подняла голову. – Я думала, вы в Париже вместе с Рейн-Мари.
– Нет, она поехала вперед.
– Чем я могу вам помочь?
Она встала и направилась к нему – подтянутая, хорошо владеющая собой. Дружелюбная, но холодноватая, на грани формальности.
– Мне нужно провести небольшое исследование, и я подумал, что вы мне поможете.
– На какую тему?
– Пятерняшки Уэлле.
Она подняла брови:
– Правда? Зачем вам это понадобилось?
– Вы ведь не ждете, что я отвечу на ваш вопрос? – спросил с улыбкой Гамаш.
– А вы, значит, не ждете, что я стану вам помогать?
Улыбка сошла с его лица. Рейн-Мари рассказывала ему о мадам Дюфур, которая охраняла документы Национальной библиотеки и архива Квебека, словно свою частную коллекцию.
– Полицейские дела, – пояснил он.
– Библиотечные дела, старший инспектор, – парировала она, кивая на большую закрытую дверь.
Он проследил за ее взглядом. Они сейчас находились в кабинетах, где работали библиотекари. А за теми дверями раскинулось общественное пространство библиотеки.
Приходя к жене, Гамаш по большей части ждал ее в громадном публичном пространстве библиотеки, где стояли ряды столов с лампами, за которыми сидели студенты, профессора, исследователи и просто интересующиеся. На столах имелись розетки для подключения компьютеров, а вай-фай обеспечивал доступ к файлам.
Но не ко всем файлам. В библиотеке и архиве хранились десятки тысяч документов. Не только книги, но и карты, дневники, письма, хартии. На многих из них лежала пыль веков. И большинство еще оставалось неоцифрованным.
Десятки специалистов просиживали долгие часы, чтобы просканировать все, но на это требовались годы, десятилетия.
Гамаш любил бродить по проходам, представляя себе всю историю, хранящуюся здесь. Карты, созданные Картье. Дневники Маргерит д’Ювиль. Забрызганные кровью планы битвы на Полях Авраама
[28].
И может быть, может быть, история пятерняшек Уэлле. Не та, что предназначалась для публичного потребления, а их частные жизни. Их настоящие жизни, а не то, что происходило перед объективами камер.
Если где и хранилась такая история, то здесь.
И она была нужна Гамашу.
Он снова повернулся к мадам Дюфур:
– Я ищу сведения о пятерняшках Уэлле в связи с расследуемым делом, и мне необходима ваша помощь.
– Я уже догадалась.
– Мне нужно посмотреть их частный архив.
– Этот архив засекречен.
– Почему?
– Не знаю. Я его не читала. Он засекречен.
Гамаш почувствовал укол раздражения, но тут заметил, что она слегка подсмеивается над ним.
– Вы бы хотели прочитать эти документы? – спросил он.
Мадам Дюфур помедлила, выбирая между правильным ответом и правдивым.
– Пытаетесь меня подкупить? – спросила она.
Теперь пришла его очередь забавляться. Он знал ее валюту – такую же, как и у него. Информация, знания. Обнаружение того, что больше никому не известно.
– Даже если я вам позволю, вы не сможете использовать найденную информацию в суде, – сказала мадам Дюфур. – Она будет считаться полученной незаконным образом. Ее владельцы еще живы.
Под словом «владельцы» она, по-видимому, подразумевала самих пятерняшек.
Гамаш ничего не ответил, и она посерьезнела, оценивая своими умными глазами его самого и его молчание.
– Идемте.
Она повернулась спиной к большим дверям, которые вели к стеклу и металлу публичного пространства библиотеки, и двинулась в противоположном направлении. По коридору. Вниз по лестнице. Наконец она набрала код на клавиатуре, и большая металлическая дверь распахнулась с тихим присвистом.
Как только дверь открылась, автоматически зажглись лампы накаливания. В помещении без окон было прохладно.
– Извините за освещение, – сказала мадам Дюфур, заперла за собой дверь и пошла вглубь помещения. – Мы стараемся свести его к минимуму.
Когда глаза Гамаша привыкли к полумраку, он понял, что они находятся в довольно большом помещении, но лишь одном из многих. Он посмотрел направо, налево, вперед. Увидел анфиладу хранилищ под зданием библиотеки.
– Идете? – спросила мадам Дюфур и пошла дальше.
Гамаш понял, что если потеряет ее, то останется здесь навсегда, и поспешил следом.
– В каждом хранилище содержатся материалы за четверть века, – пояснила мадам Дюфур, быстро переходя из одного помещения в другое.
Гамаш пытался на ходу читать бирки на ящиках, но в тусклом свете это было затруднительно. Ему показалось, что на одном он увидел надпись «Шамплейн», и подумал, не хранится ли там Шамплейн собственной персоной
[29]. В соседнем хранилище он прочел: «Война 1812 года».
Немного погодя он перестал смотреть по сторонам и сосредоточил взгляд на стройной спине мадам Дюфур. Решил, что лучше не знать о сокровищах, мимо которых он проходит.
Наконец мадам Дюфур остановилась, и он чуть не натолкнулся на нее.
– Здесь. – Она кивком показала на один из ящиков.
На бирке значилось: «Пятерняшки Уэлле».
