Пришлось ему самому погрузить руки в снег и выудить мячик. Потом он слепил снежок, подбросил его в воздух, и Анри, подпрыгнув, ухватил комок снега и в очередной раз удивился, когда тот растворился в его пасти.
«Никакой обучаемости», – посетовал Гамаш. Но тут же понял: Анри уже знает все, что ему нужно. Он знает, что его любят. И сам умеет любить.
– Идем, – сказал он, отдал мячик Анри и пристегнул поводок к ошейнику.
Жером занял места в дальнем углу, подальше от других клиентов. Гамаш поздоровался с некоторыми из них, поблагодарил тех, кто помогал подготовить дом Эмили к их приезду, и уселся в кресло рядом с Жеромом.
Сразу же подошел Оливье, чтобы протереть столик и принять заказ.
– Все в порядке? – спросил Оливье.
– В идеальном, спасибо.
– Мы с женой вам очень признательны, месье, – торжественно произнес Жером. – Насколько я понимаю, благодаря вам мы получили возможность вселиться в этот домик.
– Ну, тут все помогали, – сказал Оливье.
Впрочем, судя по виду, он был польщен.
– Я надеялся увидеть Мирну, – сказал Гамаш, оглядываясь.
– Приди вы чуть пораньше, вы бы ее застали. Она обедала с Доминик, но ушла несколько минут назад. Хотите, я ей позвоню?
– Non, merci, – отказался старший инспектор. – Ce n’est pas necessaire
[33].
Гамаш и Жером сделали заказ, после чего старший инспектор, извинившись, исчез на несколько минут, а когда вернулся, на столе уже стоял коньяк.
Вид у Жерома был довольный, но задумчивый.
– Вас что-то беспокоит? – спросил Гамаш, грея стакан в ладонях.
Доктор Брюнель глубоко вздохнул и закрыл глаза:
– Знаете, Арман, я не помню, когда в последний раз чувствовал себя в безопасности.
– Я вас понимаю, – сказал Гамаш. – Кажется, будто это продолжается целую вечность.
– Нет, я имею в виду не нынешнюю передрягу. Я говорю обо всей моей жизни. – Жером открыл глаза и устремил взгляд в потолок, украшенный простыми сосновыми ветками. Потом сделал глубокий-глубокий вдох, задержал воздух в легких и выдохнул. – Я думаю, что боялся бо́льшую часть жизни. В школьном дворе, на экзаменах, на свиданиях. В медицинской школе. Каждый раз, когда «скорая» привозила ко мне пострадавшего, я боялся напортачить и погубить человека. Я боялся за моих детей, за мою жену. Боялся, как бы с ними чего-нибудь не случилось.
Он перевел взгляд на Гамаша.
– Да, – сказал Гамаш. – Мне знакомо это чувство.
– Знакомо?
Они посмотрели друг на друга, и Жером понял, что старший инспектор знает кое-что о страхе. Не об ужасе. Не о панике. Но о том, что такое бояться.
– А теперь, Жером? Вы чувствуете себя в безопасности?
Жером закрыл глаза, откинулся на спинку кресла. Он долго не отвечал. Гамаш подумал, уж не уснул ли его приятель.
Старший инспектор пригубил коньяк, тоже откинулся на спинку и отпустил мысли на волю.
– У нас проблема, Арман, – сказал Жером немного погодя, по-прежнему с закрытыми глазами.
– Какая?
– Если они не могут войти, то мы не можем выйти. – Жером открыл глаза и подался вперед. – Три Сосны – прекрасная деревня, но она немного похожа на окоп у Вими
[34]. Возможно, мы здесь в безопасности, однако мы пленники. И мы не можем оставаться здесь вечно.
Гамаш кивнул. Он выиграл им время, но не вечность.
– Не хочу портить вам настроение, Арман, но Франкёр и те, кто стоит за ним, рано или поздно нас найдут. И что тогда?
Что тогда? Гамаш понимал: вопрос резонный. И ответ ему не нравился. Как человек, привычный к страху, он знал, что очень опасно позволять страху брать верх. Страх искажал реальность. Поглощал ее. Создавал собственную реальность.
Гамаш подался к Жерому и, понизив голос, сказал:
– Значит, нам придется найти их первыми.
Жером, не мигая, продолжал смотреть ему в глаза:
– Это каким же образом? Телепатически? Сейчас нам здесь ничто не угрожает. Может быть, и завтра мы будем в безопасности. Может быть, несколько недель. Но как только мы приехали, часы начали тикать. И никто – ни вы, ни я, ни Тереза, ни даже Франкёр – не знает, сколько времени пройдет, прежде чем нас найдут.
Доктор Брюнель оглядел бистро, жителей деревни, неторопливо потягивающих выпивку. Некоторые из них болтали. Другие играли в шахматы или шашки. Третьи просто сидели молча.
– А теперь мы втянули в это и их, – тихо проговорил он. – Когда Франкёр найдет нас, наш покой и тишина закончатся. И их тоже.
Гамаш знал, что Жером не драматизирует ситуацию. Франкёр доказал, что для достижения своей цели готов на все. И старшего инспектора тревожило, не давало покоя то, что он так пока и не понял, в чем состояла эта цель.
Он должен держать страх на поводке, лишь чуть-чуть отпуская его. Немножко страха обостряет реакцию, но, если ты его не контролируешь, он переходит в ужас, а ужас – в панику, а паника порождает хаос. А с наступлением хаоса начинается кошмар.
Ему да и остальным требовался покой, душевный покой и ясность мышления, которая приходит с покоем. И все это они могли обрести только здесь.
Три Сосны давали им передышку. День. Два. Неделю. Жером был прав, вечно так продолжаться не будет. Но, Господи, сделай так, чтобы им хватило времени.
– Вот в чем беда, Арман, – продолжил Жером. – То самое, что обеспечивает нам безопасность сегодня, в конечном счете сыграет против нас. Отсутствие связи. Без связи я не смогу продвинуться в своих разысканиях. А я уже подошел очень близко к разгадке, можете мне поверить.
Он опустил глаза и раскрутил коньяк в бокале луковичной формы. Пришло время сказать Арману, что он, Жером, сделал. Что нашел. И кого нашел.
Он посмотрел в умные глаза Армана. За спиной приятеля он видел веселый огонь в камине, подернутое инеем окно, елочку с подарками под ней.
Доктор Брюнель понял, что ему не хочется высовывать голову из этого уютного окопа. Ему хотелось хотя бы нынешнюю ночь прожить в мире. Пусть и придуманном. Пусть и в иллюзии мира. Ему было все равно. Он хотел прожить одну ночь без страха. Завтра он посмотрит правде в глаза и скажет им, что ему удалось найти.
– Что вам нужно для продолжения поисков? – спросил Гамаш.
– Вы знаете, что мне нужно. Высокоскоростной Интернет.
– И если я обеспечу вас таким Интернетом?
