– Однако против старшего суперинтенданта Арно вы нашли доказательства? – спросила Тереза.
Она затронула больное место старшего инспектора. Как он мог найти убийственные прямые улики против старшего суперинтенданта, но не против его заместителя?
Это волновало его тогда. Волновало и теперь. Даже сильнее, чем прежде.
Это наводило его на мысль, что он не только не выкорчевал порчу из полиции, но даже не обнаружил ее источника.
Это наводило на мысль, что у Сильвена Франкёра имелся высокий покровитель, который прикрывал его. Но не прикрыл Арно. Отдал Арно на растерзание волкам.
Возможно ли такое?
– Oui, – сказал Гамаш. – Выявить это было трудно, тогда как свидетельства против Арно лежали на поверхности.
– Он всегда утверждал, что невиновен, Арман. Вы не думаете…
– Что он и в самом деле не виновен? – закончил ее вопрос Гамаш и покачал головой. – Нет. У меня нет ни малейших сомнений.
Но, подумал Гамаш, может быть, Пьер Арно не настолько виновен, как ему, Гамашу, кажется. Или есть кто-то другой, на ком лежит еще большая вина. Кто-то, пока остающийся на свободе.
– Почему старший суперинтендант Арно стал преступником? – спросила Тереза. – Об этом не говорилось ни в суде, ни в конфиденциальных документах. В начале своей карьеры он вроде бы уважал кри, даже восхищался ими. А тридцать лет спустя оказался замешан в их убийствах. И без всяких видимых причин.
– Ну, как вам известно, сам он не убивал, – сказал Гамаш. – Он создал атмосферу, которая поощряла убийства. Даже вознаграждала их.
– Он сделал даже больше, как доказало ваше расследование, – подхватила Тереза. – Я видела документы, свидетельствующие о том, что он подстрекал к убийствам, даже отдавал приказы убивать. Доказательства были неопровержимыми. Но вот что так и осталось невыясненным: почему высший и явно первоклассный офицер полиции пошел на это.
– Вы правы, – согласился Гамаш. – Судя по собранным уликам, убитые молодые люди даже не были преступниками. Напротив, никакого криминального прошлого за ними не числилось.
Зачем убивать невинных людей в месте, наводненном преступниками?
– Мне нужно посетить Арно, – сказал он.
– В ЗООПе? Ни в коем случае. Они поймут, что наши поиски вывели нас на его имя. – Она внимательно посмотрела на него. – Это приказ, старший инспектор. Вы никуда не поедете. Ясно?
– Ясно. Я никуда не поеду.
Но она продолжала вглядываться в знакомое лицо, усталое и немолодое. В его глазах видна была работа мысли. Пока ее муж и эта вызывающая беспокойство девица-полицейский налаживали выход в Интернет, Арман тоже не терял времени даром. Его мозг трудился. Просеивал старые файлы, имена, события. Пытался найти связь, которую когда-то давно пропустил.
На вершине холма появился человек и помахал им.
Жиль. У него был очень довольный вид.
– Вот она.
Жиль положил руку на грубую кору дерева. Они находились в лесу над деревней. Жиль принес снегоступы для всех, и теперь Тереза, Жером, Николь и Гамаш стояли рядом с ним, утонув в снегу всего на несколько дюймов.
– Разве она не великолепна?
Все запрокинули голову, и шапочка Жерома свалилась в снег.
– Это дерево – она? – переспросила Николь.
Жиль предпочел проигнорировать сарказм в ее голосе.
– Она, – подтвердил он.
– И думать не хочется, как он пришел к такому заключению, – сказала Николь, даже не понижая голоса.
Гамаш сурово посмотрел на нее.
– У нее высота не меньше трехсот футов. Белая сосна. Старая, – продолжал Жиль. – Не один век прожила на свете. В штате Нью-Йорк есть одна, которой, как говорят, почти пятьсот лет. Три сосны, что на деревенском лугу, видели первых лоялистов, бежавших сюда во время Американской революции. А эта… – он повернулся к дереву, прикоснулся носом и бородой к крапчатой коре, и его голос звучал тихо и мягко, – была, наверное, семечком, когда сюда прибыли первые европейцы.
Лесоруб повернулся к ним – на его носу и бороде остались кусочки коры.
– Вы знаете, как аборигены называли белую сосну?
– Этель? – предположила Николь.
– Дерево мира.
– Так что мы здесь делаем? – спросила Николь.
Жиль показал наверх, и они снова подняли голову. На сей раз шапочка упала с головы Гамаша. Он поднял ее и отряхнул о ногу, сбивая мягкий снег.
Там, в двадцати футах от земли, на дереве мира находился охотничий скрадок. Предназначенный для убийства. Скрадок был хилый и сгнивший, словно само дерево наказывало его.
Но он оставался на своем месте.
– Чем вам помочь? – спросил Гамаш.
– Помогите мне поднять туда тарелку, – ответил Жиль.
Гамаш побледнел.
– Я думаю, у нас есть решение этой проблемы, – заговорил Жером. – И вы, насколько я понимаю, не собираетесь выполнять монтажные работы.
Гамаш отрицательно покачал головой.
– Тогда я предлагаю вам с Терезой отойти в сторону и не мешать, – сказал Жером.
– Изгнанные в бистро, – сказал Гамаш, и на этот раз Тереза Брюнель улыбнулась.
Глава двадцать пятая
Перед Терезой Брюнель и старшим инспектором появились кружки с горячим сидром.
Клара, сидевшая с подругой у огня, помахала им, но, поблагодарив ее за вчерашний обед, полицейские уселись в относительном уединении перед эркерным окном. На стеклах нарос иней, но деревню все еще было хорошо видно, и они в неловком молчании минуту-другую смотрели, что происходит за окном. Тереза помешала сидр коричной палочкой, пригубила.
Вкус сидра отдавал Рождеством, катанием на коньках и долгими зимними вечерами в деревне. Они с Жеромом никогда не пили сидр в Монреале, и теперь она задумалась почему.
– Все будет хорошо, Арман? – спросила она наконец.
В ее голосе не слышалось ни слабости, ни страха. Он звучал сильно и четко. И с любопытством.
Гамаш тоже помешал сидр. Поднял голову, посмотрел на нее темно-карими глазами, и она в очередной раз удивилась их необыкновенному спокойствию. И чему-то еще. Тому, что она заметила в том заполненном студенческом амфитеатре много лет назад.
Даже с расстояния она видела доброту в его глазах. Свойство, которое кое-кто ошибочно принимал за слабость.
Но в его глазах была не только доброта. У Армана Гамаша сложилась репутация снайпера. Он смотрел и ждал, терпеливо прицеливался. Он почти никогда не стрелял, ни метафорически, ни в буквальном смысле. Но если стрелял, то почти всегда попадал в цель.
Однако десять лет назад он промахнулся. Попал в Арно, а не во Франкёра.
