– Мне вы должны сказать, – заявила Тереза, когда они быстро зашагали вокруг деревенского луга.
Мимо Рут, сидящей на скамье. Мимо семей, катающихся на замерзшем пруду. Мимо трех древних сосен.
Тереза Брюнель не просила – она приказывала.
– Бовуара сегодня отправили в очередной рейд.
Тереза Брюнель переварила новость. Лицо Гамаша в профиль было мрачным.
– Это необходимо остановить, – сказал он.
Они пошли вверх по холму, и Терезе пришлось ускорить шаг, чтобы не отстать. На краю леса они нашли оставленные ими в сугробе снегоступы, надели их и пошли по следам, хотя снегоступы им теперь практически не требовались. Тропинка была утрамбована и легко различима.
«Не слишком ли легко?» – подумала Тереза Брюнель. Однако другого пути все равно не было.
Приближаясь, они увидели Жиля, который как будто парил в воздухе на высоте двадцати футов и в пяти футах от ствола дерева. В лесу становилось темно, но, подойдя еще ближе, Тереза увидела платформу, приколоченную к дереву мира.
Жером стоял у основания дерева и смотрел вверх. Он бросил на них взгляд, потом снова запрокинул голову. И только теперь суперинтендант Брюнель увидела, что Жиль там наверху не один. Николь стояла на платформе в двух футах от Жиля, который искал точное положение спутниковой тарелки на деревянной подставке.
– Есть? – спросил Жиль непослушными от мороза губами.
Его рыжая борода побелела, обвисла сосульками, словно слова замерзли и прилипли к лицу.
– Близко. – Николь разглядывала что-то зажатое в ее варежках.
Жиль чуть повернул тарелку.
– Так. Стоп, – сказала Николь.
Все, включая Терезу и Армана, замерли. Они ждали. И ждали. Жиль медленно, очень медленно отпустил тарелку.
– Остался? – спросил он.
Ожидание, ожидание.
– Да, – ответила Николь.
– Дайте-ка взгляну. – Он протянул руку в перчатке.
– Направление точно на спутник. Все в порядке.
– Дайте его мне. Я хочу сам убедиться, – резко сказал лесоруб; кусачий мороз подстегивал его нетерпение.
Николь передала ему то, что держала в руке, и он внимательно посмотрел на прибор.
– Хорошо, – сказал он наконец, и невидимые для него три выдохнутых облачка внизу растворились в воздухе.
Вернувшись на твердую землю, Жиль улыбнулся. Поблескивающая кристаллами льда борода делала его похожим на Санта-Клауса, а когда он улыбнулся, несколько кристалликов раскололись.
– Отличная работа, – сказал Жером.
Он притопывал, чтобы не замерзнуть, и лицо его посинело от холода.
Иветт Николь стояла в нескольких футах от основной команды, отделенная от нее чем-то похожим на длинную черную пуповину – кабелем для передачи сигнала.
«Тереза, Жером, Жиль, Арман и Николь», – подумал Гамаш, глядя на угрюмого молодого агента. «И Николь». Прикрепленная тонкой нитью к их варианту пятерняшек.
«И Николь». Как легко было бы отсечь ее.
– Мы подключены? – спросил Гамаш у Жиля, и тот кивнул в ответ.
– Мы нашли спутник, – ответил он онемевшими от мороза губами.
– А остальное?
Жиль пожал плечами.
– И что это должно означать? – спросила Тереза. – Мы сможем работать или нет?
Он повернулся к ней:
– Смотря что за работа, мадам. Я так и не знаю, зачем мы здесь, но уверен в одном: не для того, чтобы смотреть последний эпизод «Выживших».
Последовало напряженное молчание.
– Может, вы лучше объясните это Жилю в школе, – произнес Гамаш деловым тоном, словно предлагал горячий шоколад после катания на санках. – Я надеюсь, вы готовы заглянуть внутрь.
Старший инспектор повернулся к Николь, стоящей поодаль:
– А мы с вами можем закончить то, что начато.
Четкие, холодные, прозрачные как лед слова.
«Он хочет, чтобы мы оставили их вдвоем, – подумала Тереза. – Отделяет ее от стаи».
Эта полуулыбка на губах Армана, этот его жесткий голос поселили тревогу в ее сердце. Между тем, что говорил Арман, и тем, что он имел в виду, существовал громадный темный провал. И Тереза Брюнель не завидовала молодой девице-агенту, которой сейчас предстояло узнать, что хранил старший инспектор в самых дальних тайниках своей души.
– Я тоже могу остаться, – сказала Тереза. – Я еще не замерзла.
– Нет, – возразил Гамаш. – Вам лучше уйти.
Тереза почувствовала холодок в груди.
– У вас есть работа, – тихо сказал он. – И у меня тоже.
– И что же это за работа, Арман? У меня, как и у Жиля, есть вопросы.
– Я просто вношу свой малый вклад в установление критически важного подключения.
Только и всего.
Тереза Брюнель посмотрела на Гамаша, потом на агента Николь, которая распутывала петлю в замерзшем кабеле, как будто ничего не слышала. Как будто. Тереза задержала взгляд на этой угрюмой, вздорной, но умной молодой женщине. Арман отправил ее в подвал управления Квебекской полиции, чтобы она научилась слушать.
Возможно, у нее это получилось лучше, чем они думали.
Суперинтендант Брюнель приняла решение. Она повернулась спиной к Арману и молодому агенту и повела мужа и лесоруба прочь.
Когда затих скрип снега под ногами и в лесу наступила тишина, Гамаш обратился к Иветт Николь:
– Что вы делали в гостинице?
– И вам тоже bonjour, – сказала она, не поднимая глаз. – Хорошая работа, Николь. Молодец, Николь. Спасибо, что приехала в эту дыру и морозила задницу, помогая нам, Николь.
– Что вы делали в гостинице?
Николь подняла голову и почувствовала: та малость тепла, что еще у нее оставалась, улетучилась.
– А вы что там делали? – спросила она.
Он чуть наклонил голову набок и прищурился:
– Вы меня допрашиваете?
Николь широко распахнула глаза и выронила кабель.
– Вы работаете на Франкёра? – Эти слова выскользнули из его рта, словно кубики льда.
Николь потеряла дар речи, только смогла отрицательно покачать головой.
Гамаш расстегнул молнию на куртке, распахнул полы, так что стал виден пистолет.
Под взглядом Николь он снял теплые перчатки, и его правая рука потянулась к пистолету.
– Вы работаете на Франкёра? – повторил он, еще понизив голос.
Она возмущенно замотала головой и выпалила:
– Нет!
– Что вы делали в гостинице?
