– Мы не можем его подсоединить, – ответил Жером.
– Нет, мож…
Старший инспектор поднял руку, призывая Николь к молчанию.
– Почему не можем? – спросил он у Жерома.
Они проделали такую работу. Что им может препятствовать теперь?
– Потому что мы не знаем, что случится, когда мы подключимся.
– Разве это не…
Но Гамаш опять поднял руку, останавливая Николь. Она замолчала, еле сдерживая раздражение.
– Почему? – снова спросил Гамаш нейтральным голосом, оценивая ситуацию.
– Я знаю, это может показаться излишней предосторожностью, но, как только мы подключимся, у нас появится возможность выйти в мир. Но тогда и мир сможет выходить на нас. У меня в руке, – он поднял кабель, – шоссе с двусторонним движением.
Вид у агента Николь был такой, будто она сейчас взорвется. Старший инспектор Гамаш повернулся к ней и кивнул.
– Но система обесточена. – Дамбу прорвало, и слова буквально хлынули из нее. – Это все равно что подключиться к веревке. Мы должны подсоединить кабель к компьютерам, а потом включить электричество. Мы должны убедиться, что у нас все работает. Чего тут ждать?
Гамаш почувствовал холодок из открывшейся двери, повернулся и увидел Жиля, шагнувшего в сгустившуюся атмосферу. Жиль закрыл дверь, снял шапочку, рукавицы и куртку и встал у двери, словно охраняя ее.
Гамаш повернулся к Терезе:
– Что вы думаете?
– Нам нужно подождать. – Увидев, что Николь снова открыла рот, Тереза пресекла любые возражения. Глядя в глаза молодого агента, она сказала: – Вы только что появились, а мы живем с этим недели, месяцы. Мы рискнули нашей карьерой, нашей дружбой, нашими домами, а может быть, и чем-то большим. Если мой муж говорит, что нужно подождать, мы будем ждать. Вы понимаете?
Николь уступила, всем своим видом демонстрируя недовольство.
Они вышли из школы, Гамаш повесил замок на дверь и запер его, а ключ положил в нагрудный карман. Жиль присоединился к нему, и они вместе прошли в темноте недолгий путь до дома Эмили.
– Вы понимаете, что молодая женщина права? – тихо спросил Жиль, глядя на заснеженную тропу.
– Права в том, что нам нужно опробовать систему? – тоже шепотом сказал Гамаш. – Oui, я знаю.
Он посмотрел на шагающую впереди Николь и Жерома с Терезой, идущих следом за ней.
И задал себе вопрос: а чего на самом деле боится Жером?
Пообедав тушеной говядиной, они взяли кофе и перешли в гостиную, где в камине уже были заготовлены дрова.
Тереза чиркнула спичкой и подожгла газету, та вспыхнула, ярко занялась. Женщина повернулась к комнате. Гамаш и Жиль сидели на одном из диванов, а Жером – напротив них. Николь в углу решала головоломку.
Тереза зажгла елочную гирлянду и присоединилась к мужу.
– Жаль, что я не догадалась купить подарки, – сказала она, глядя на елку. – Арман, у вас задумчивый вид.
Гамаш проследил за направлением ее взгляда – под елку. Что-то шевельнулось в его голове, какая-то маленькая мысль, связанная с деревьями, Рождеством или подарками. Мысль, рожденная словами Терезы, но прямой вопрос спугнул ее. Гамаш нахмурился, продолжая смотреть на рождественскую елку в углу комнаты. Под ней ничего не было. Ни одного подарка.
– Арман?
Он тряхнул головой и повернулся к ней:
– Извините, задумался.
– Вы, вероятно, устали, – обратился Жером к Жилю.
Жиль кивнул:
– Давненько я не забирался на деревья.
– Вы и вправду слышите, как они разговаривают? – спросил Жером.
Лесоруб посмотрел на толстяка напротив. На человека, который в жгучий мороз стоял под деревом, ободряя его, хотя мог уйти. Жиль кивнул.
– И что они говорят? – спросил Жером.
– Я думаю, вам лучше не знать, о чем они болтают, – сказал Жиль с улыбкой. – И потом, я главным образом слышу только звуки. Шепоток. И всякое такое.
Брюнели посмотрели на него, ожидая большего. Гамаш держал кружку с кофе и слушал. Он знал историю Жиля.
– Вы их всегда слышали? – спросила наконец Тереза.
Агент Николь в углу оторвалась от головоломки.
Жиль отрицательно покачал головой:
– Я работал лесорубом. Спилил сотни деревьев моей бензопилой. Но как-то раз, спиливая старый дуб, я услышал его крик.
Его слова были встречены молчанием. Жиль смотрел в огонь, на горящее дерево.
– Поначалу я не обращал внимания на такие крики. Думал, мне кажется. Но дальше – больше, и я начал слышать не только свои деревья, я слышал, как кричат они все.
Он немного помолчал.
– Это было ужасно, – прошептал он.
– И что же вы сделали? – спросил Жером.
– Что я мог сделать? Я перестал пилить деревья и потребовал, чтобы моя бригада тоже перестала. – Он взглянул на свои огромные, грубые руки. – Они, конечно, решили, что я спятил. Я бы тоже так решил, если бы не слышал их голосов.
Жиль посмотрел в глаза Жерому:
– Какое-то время я мог жить, отрицая это, но когда узнал наверняка, то не мог отказаться от своего знания. Вы меня понимаете?
Жером кивнул. Он понимал.
– Жиль теперь делает замечательную мебель из упавших деревьев, – вступил в разговор Гамаш. – Мы с Рейн-Мари купили несколько его изделий.
Жиль улыбнулся:
– На жизнь этого, однако, не хватает.
– Да, если уж зашла речь о деньгах… – начал было Гамаш.
Жиль остановил его взглядом.
– Больше ни слова, – предупредил он.
– Désolé, – сказал Гамаш. – Извините.
– Я рад, что помог вам. Могу остаться, если хотите. Тогда я буду рядом, если понадобится моя помощь.
– Спасибо, – сказал Гамаш, поднимаясь. – Мы позвоним, если что.
– Я приеду завтра утром. Буду нужен – ищите меня в бистро.
Надев куртку и уже взявшись за дверную ручку, Жиль оглянулся:
– Знаете, почему воры ходят по ночам?
– Вы называете нас ворами? – не без удивления спросила Тереза.
– А вы – нет?
Арман закрыл дверь и посмотрел на коллег:
– Нам нужно принять кое-какие решения, mes amis
[56].
Жером Брюнель задернул занавеску и вернулся на свое место у огня.
Уже приближалась полночь, но они обрели второе или третье дыхание. Они варили кофе, добавляли дрова в камин, выгуливали Анри, который теперь спал, свернувшись у огня.
