Жиль опустил передние ножки стула на пол, и они глухо стукнулись о доски. Он встал и отодвинул стул в сторону.
– Час или два, – ответил Жером. – Арман…
– Я знаю, Жером. – Гамаш снял куртку с крючка у двери. – Мы все были небезупречны. Вряд ли это имеет какое-то значение. Сейчас нам нужно сосредоточиться и двигаться вперед.
– Мы должны уехать? – спросила Тереза, глядя, как Гамаш надевает куртку.
– Уезжать нам некуда.
Он произнес это тихо, но твердо, чтобы они не питали ложных надежд. Если придется принять бой, то это произойдет здесь.
– Теперь мы знаем, кто в этом участвует, – сказал старший инспектор. – Но пока нам неизвестно, что они запланировали.
– Вы думаете, дело не ограничивается прикрытием жульничества на сотни миллионов долларов? – спросила Тереза.
– Думаю, да, – ответил Гамаш. – Деньги всего лишь удачный сопутствующий фактор. Деньгами они хотят заткнуть рот партнерам. Но настоящая цель в чем-то другом. Они работали над этим многие годы. Началось все с Пьера Арно, а заканчивается премьером.
– Мы проверим, что можно найти на Ренара, – сказал Жером.
– Нет. Забудьте о Ренаре, – приказал Гамаш. – Ключ теперь – Одри Вильнёв. Она узнала что-то, и ее убили. Выясните о ней, что можно. Где работала, над чем. Что могла обнаружить.
– А мы не можем просто позвонить Марку Бро? – спросил Жером. – Он расследовал ее смерть. У него должна быть информация.
– И кто-то редактировал его отчеты, – сказала Тереза, покачав головой. – Мы не знаем, кому можно доверять.
Гамаш вытащил из кармана ключи от машины.
– Куда вы собираетесь? – спросила Тереза. – Вы ведь нас не оставите?
Гамаш посмотрел ей в глаза. Такое же выражение он видел в глазах Бовуара в тот день на фабрике. Когда оставил его.
– Мне нужно уехать.
Он сунул руку под пиджак, вытащил свой пистолет и протянул им.
Тереза Брюнель помотала головой:
– Я взяла свое оружие…
– Оружие? – изумился Жером.
– А ты думал, что я работаю в полицейском кафетерии? – усмехнулась Тереза. – У меня в нем никогда не возникало нужды. Надеюсь, и не возникнет. Но при необходимости я им воспользуюсь.
Гамаш посмотрел в дальний угол комнаты, где за терминалом работала агент Николь.
– Агент Николь, прошу вас со мной в машину.
Она продолжала сидеть спиной к ним.
– Агент Николь.
Вместо того чтобы повысить голос, старший инспектор понизил его. Этот звук пронесся по всему помещению и опустился на маленькую женскую спину. Все видели, как она напряглась.
И тогда Николь встала.
Гамаш потеребил Анри за уши и открыл дверь.
– Постойте, Арман, – сказала Тереза. – Вы куда?
– В ЗООП. Поговорить с Пьером Арно.
Тереза хотела было возразить, но поняла, что это уже не имеет значения. Они теперь играли в открытую. Теперь была важна только скорость.
Гамаш дожидался Николь снаружи, на крыльце школы.
Габри, направлявшийся в бистро, помахал ему, но не подошел. Время приближалось к одиннадцати, и солнце сверкало на белом снегу. Казалось, будто деревню усыпали драгоценными камнями.
– Что вы хотите? – спросила Николь, выйдя наконец на улицу и закрыв за собой дверь.
Она показалась Гамашу очень похожей на первую пятерняшку, вытолкнутую в этот мир против ее воли. Старший инспектор спустился по ступеням и пошел по тропинке к машине. Не глядя на Николь, он сказал:
– Я хочу знать, что вы делали в тот день в гостинице.
– Я вам уже сказала.
– Вы мне солгали. У нас мало времени. – Он посмотрел на нее. – В тот день в лесу я поверил вам, хотя и знал, что вы солгали. Знаете почему?
Николь сверкнула глазами, ее худое лицо покраснело.
– Потому что у вас не было выбора?
– Потому что у вас, как бы вы себя ни вели, доброе сердце. Странная голова, – улыбнулся Гамаш, – но доброе сердце. Однако сейчас я должен знать. Зачем вы пришли в гостиницу?
Николь шла рядом с ним, опустив голову и глядя на собственные ботинки.
Они остановились возле машины Гамаша.
– Я пошла за вами, чтобы сказать кое-что. Но вы так разозлились. Хлопнули дверью перед моим носом. И я не смогла.
– Скажите сейчас, – попросил он тихим голосом.
– То видео слила я.
Облачка ее слов рассеялись, едва успев появиться.
Старший инспектор широко открыл глаза и какое-то время переваривал эту информацию.
– Почему? – спросил он наконец.
Слезы оставляли теплые следы на лице Николь, и чем сильнее она пыталась их остановить, тем обильнее они текли.
– Простите. Я не хотела ничего плохого. Мне было так погано…
У нее перехватило горло.
– …Моя вина… – с трудом выдавила она. – Я сказала вам, что их шестеро. Я слышала только…
И она зарыдала.
Арман Гамаш обнял ее и прижал к себе. Она тяжело дышала, сотрясаясь всем телом. И рыдала. Она плакала и плакала, пока ничего не осталось. Ни звуков, ни слез, ни слов. Пока ноги ее не ослабели. И все это время Гамаш продолжал прижимать ее к себе.
Когда она отстранилась, все ее лицо было в слезах, нос распух. Гамаш расстегнул куртку, достал носовой платок и протянул агенту Николь.
– Я сказала вам, что на фабрике шесть террористов, – произнесла она наконец сквозь икоту. – Я слышала только четырех, но добавила еще. На всякий случай. Вы меня так учили. Из осторожности. Я думала, что достаточно осторожна. Но там их было… – Слезы снова потекли из ее глаз, но теперь они текли свободно, и она не делала попыток их остановить. – Но там их было больше.
– Ты не виновата, Иветт, – сказал Гамаш. – Никто не винит тебя в случившемся.
И он знал, что это правда. Он вспомнил те мгновения на фабрике. Те, которые не может запечатлеть никакое видео. Арман Гамаш вспомнил не только то, что он видел или слышал, но и то, что он чувствовал, когда его молодые агенты падали, сраженные пулями.
Вспомнил, как он держал Жана Ги. Как звал медиков. Как поцеловал его на прощание.
«Я тебя люблю», – прошептал он на ухо Жану Ги, прежде чем оставить его на холодном, залитом кровью бетонном полу.
Образы могут тускнеть, но чувства – никогда.
– Ты не виновата, – повторил он.
– И вы тоже, сэр, – сказала Николь. – Я хотела, чтобы люди знали. Но я не переставала думать… Их семьи… другие полицейские. Я хотела сделать это…
Она посмотрела на него, надеясь, что он поймет.
