В первом случае, при социализации страдания ребенка через
наказание, мы рискуем получить человека, склонного к притворству,
изоляционизму, личность заурядную и желающую избегать страдания любыми
средствами. Это вполне естественно, поскольку если ребенок знает, что на
просьбу о помощи он будет наказан, т. е. испытает еще большее страдание, то его
личность вряд ли будет отличаться качествами активности, уверенности и
честности. Однако если такое наказание сопровождается помощью в преодолении
причин, вызвавших изначальное страдание, то результаты подобного воспитания
могут быть весьма и весьма благоприятными. Второй вариант социализации
страдания, когда расстроенного ребенка, с одной стороны, успокаивают, а с
другой - обучают навыкам преодоления этого страдания, наиболее качественный, но
и самый трудный. Подобного терпения хватит не многим родителям, но если же они
будут великодушны, оставаясь при этом хорошими учителями, обучающими способам
устранения причин страдания, то их ребенок, во-первых, научится и выражать
собственное страдание (что само по себе очень важно), и эффективно с ним
справляться; во-вторых, он и сам будет великодушен, будет оптимистично
относиться к себе, к другим людям и к жизни в целом; в-третьих, он окажется
более толерантным к жизненным неприятностям.
Всеми страданиями вокруг нас должны страдать и мы. У всех у
нас не одно тело, но одно развитие, а это проводит нас через все боли в той или
иной форме.
Франц Кафка
Третий вариант. Если ребенка только успокаивают, но не
обучают навыкам устранения причин страдания, то в результате такого воспитания
мы получим зависимый тип. Такой человек зачастую склонен к депрессивным
реакциям, которые являются его неосознанной попыткой привлечь к себе внимание и
заботу - таковы императивы его прежнего опыта и устоявшихся стереотипов
поведения. В последующем, сталкиваясь с проблемами, он не будет пытаться решать
их, а постарается или как-то замять, или, например, залить спиртным, "закусить"
лекарственным средством или наркотиком.
Наконец, при смешанном типе социализации страдания, т. е.
при использовании разных средств воспитания, повзрослевший ребенок будет
постоянно испытывать противоречивые чувства в отношениях с другими людьми, а в
палитре его эмоциональных реакций над депрессивными переживаниями станут
превалировать тревожные состояния. Таким образом, каждый из нас в процессе
своего воспитания научился или преодолевать свое страдание, или, напротив,
увеличивать его интенсивность; и то и другое - привычка. Причем последняя весьма
выгодна: если вы проявляете страдание, то можете рассчитывать на сострадание,
ведь тех, кто мучается, не мучают дополнительно, а жалеют. Иными словами,
проявление страдания может стать своеобразным защитным механизмом. Если человек
получает позитивное подкрепление за демонстрацию страдания, то это его
поведение закрепляется в виде стереотипа. Впрочем, желая таким образом
защититься, мы не учитываем одной весьма важной детали: слишком усердствуя в
проявлении страдания, мы автоматически его усиливаем, а потому, можно сказать,
сами себя и наказываем этим страданием, надеясь, впрочем, что будем избавлены
от чьей-то агрессии. Что ж, блажен, кто верует…
Наконец, нельзя не учитывать и культурального момента. В
некоторых культурах проявление страдания - есть признак дурного тона. Но наша -
российская культура не из этого числа. В России страдание всегда почиталось,
великомученики обожествлялись, слабые (таков принцип общины) поддерживались.
Страдающим и слабым поэтому в нашей стране, как это ни парадоксально, быть
выгодно, а сильным и успешным - зазорно и накладно. Впрочем, это только на
первый взгляд, который с течением времени неизбежно изменится. Так или иначе,
есть люди, для которых страдать привычно, есть даже те, у кого страдание
превращается в настоящую, особенную сладость! Сетовать в этом случае
бессмысленно, таков, понимаете ли, стиль жизни, по сути своей - невротический,
по распространенности - чуть ли не хит сезона.
Существуют загадочные натуры, не умеющие приноровиться ни к
какому положению, в котором они находятся, и не удовлетворяются ни одним из
них; отсюда страшное противоречие, пожирающее их жизнь и закрывающее им доступ
к наслаждению.
Иоганн Вольфганг Гёте
Роль жертвы
Часто ли мы чувствуем себя "жертвой"? Часто ли мы
ощущаем себя несправедливо обиженными, невинно страдающими? Часто ли нам
кажется, что мы отдали себя на алтарь любви, верности или ответственности, а
получили взамен лишь пренебрежительную холодность или и того хуже - не получили
ничего. Иными словами, часто ли мы незаслуженно страдаем? Ответ на этот вопрос
очевиден, нужно только его переформулировать: заслуженно ли мы страдаем, т. е.
заслужили ли мы свое страдание? Нет, конечно! Впрочем, на этот счет существуют
самые разные точки зрения…
Еще в своем раннем детстве мы освоили то, что психологи
называют "ролью жертвы". Вообще говоря, с молодых ногтей мы изучили
множество самых разнообразных ролей, но роль жертвы, как оказывается, лучше
всего позволяет нам минимизировать собственное страдание. Для изучения этого
феномена был проведен интересный эксперимент, в котором исследовалось то, как
поведут себя взрослые люди, если им предстоит решать вопрос о том, какого
наказания заслуживает подросток-правонарушитель.
Экспериментаторы подготовили два специальных
"документальных фильма". В одном случае ребенок, которого испытуемым
надлежало наказать за правонарушение, выглядел во время инсценированного
допроса стоически, держался мужественно, и хотя он признавал свой проступок,
считая его неправомерным и ошибочным, но не увиливал и смело смотрел в глаза
дознавателю. В другом фильме ребенок, которому по сценарию инкриминировалось то
же самое преступление, напротив, плакал, раскаивался, просил о пощаде, говорил,
что больше не будет и т. п.
Надо ли говорить, какой из этих двух мальчишек получил большее
наказание со стороны исследуемых взрослых? Конечно, первому "впаяли на всю
катушку", а второму "простили все". На чем же основывалось такое
решение взрослых? Только на том, как вел себя ребенок под угрозой наказания:
демонстрировал страдание или не демонстрировал его. Какой же вывод? Очень
простой: если в детстве, провинившись, мы проявляли признаки страдания, то
могли рассчитывать на пощаду. Раскаивались мы при этом или нет, наших
воспитателей не интересовало, они реагировали только на ту роль, которую мы
отыгрывали -то ли роль страдающего (жертвы), то ли роль несломленного бойца. У
первой, конечно, было больше шансов закрепиться и определять наше поведение в
дальнейшем. Оказывается, роль страдальца мила нам с раннего детства! В
последующем, освоившись с этой ролью, мы стали извлекать с ее помощью дивиденды
даже из неприятностей. Можно что-то себе выторговать (хотя бы жалость), кроме
того, она хороша для отмщения и ряда других незамысловатых человеческих нужд.
Каждый раз, когда вы играете беспомощного, вы создаете
зависимость, вы играете в зависимость. Другими словами, мы делаем себя рабами.
Особенно если это зависимость от самоуважения. Если вы нуждаетесь в одобрении,
похвале, обратной связи от каждого, тогда вы каждого делаете своим судьей.
